приглашает Дмитрий Ренанский
Этой осенью в Петербурге один фестиваль наступает на пятки другому. Еще не отыграл "Александринский", как заводится "Балтийский дом". За 12 дней здесь дадут 16 спектаклей: Персеваль, Яжина, Херманис, Барба, Жолдак, Могучий — чего еще желать для полного театрального счастья? "Балтдом-2008" помимо традиционно высокого уровня участников может похвастаться гармоничным сочетанием канона и новаций, традиционализма и мейнстрима новых форм. Такая всеохватность предусмотрена самой темой нынешнего фестиваля — "Анатомия театра": только всесторонне препарировав театральный процесс, можно нащупать его болевые точки.
Едва ли не главная из них — застарелая проблема существования репертуарного академического театра в постсоветском культурном пространстве. В качестве материала для размышлений "Балтдом-2008" предлагает три латышских, два литовских и один эстонский театры. Это рижский Dailes с "Ивонной, принцессой Бургундии" Витольда Гомбровича в постановке москвича Романа Козака, Латвийский национальный театр с мюзиклом Раймонда Паулса "Керри" в постановке ученицы Анатолия Васильева Галины Полищук и "Новый рижский театр" Алвиса Херманиса с его "Соней", нежно-трагической притчей по рассказу Татьяны Толстой — возможно, лучшим спектаклем фестиваля. Из Вильнюса приезжают Национальный драматический ("Вторая линия" Валентинаса Масальскиса) и Государственный молодежный ("Патриоты" дедушки литовской режиссуры Йонаса Вайткуса), а из Эстонии — молодой "Театр NO99" с ударным спектаклем "ГЭП", что расшифровывается как "Горячие эстонские парни". Приблизительно на ту же тему и спектакли русского блока — александринские "Женитьба" Валерия Фокина и "Иваны" Андрея Могучего, недавняя балтдомовская премьера "Похороните меня за плинтусом" додинского протеже Игоря Коняева и прошлогоднее "Русское варенье" Анджея Бубня, ударный номер Театра на Васильевском.
Прелесть такой программы — в доле здорового цинизма. И со стороны устроителей, и со стороны публики. Всем понятно, ради каких спектаклей проводится фестиваль, но внимание проявлено ко всем без исключения. Тем не менее "Балтдом" полезно свести к пяти-шести событиям, где наверняка будут полные аншлаги и прорывы милицейских оцеплений лихим петербургским студенчеством. И тут уже не до болевых точек: хороший фестиваль — это прежде всего хорошие спектакли, а в 2008-м "Балтдом" снова снял сливки европейского театра.
В шорт-листе фестиваля есть некоторая внутренняя логика. Явно рифмуются открытие и закрытие фестиваля, "Джованни" Гжегожа Яжины из варшавского Teatra Rozmaistosci и "Смерть коммивояжера" Люка Персеваля из берлинского "Шаубюне". Премьеры обоих спектаклей прошли в сентябре 2006 года, эти постановки диаметрально противоположны по стилю, но свидетельствуют об одном и том же: постмодернизм как театральный метод себя исчерпал. Шинкуя пьесу Мольера и оперу Моцарта, Яжина создает своеобразную энциклопедию театрального постмодернизма. Лощеные, пустые, но обаятельные парафразы мифа о Дон Жуане наплывают как наркотические видения, современность оборачивается архетипичностью, герои изъясняются на оперном итальянском и переходят на польское арго, комедия дель арте уступает место стендап-комедии, хичкоковский психоз растворяется в пустоте а-ля Дэвид Линч.
По контрасту с такой избыточностью хорошо будет смотреться "Смерть коммивояжера" Люка Персеваля. Ее приберегли на конец фестиваля, возможно, потому, что после этого спектакля довольно трудно воспринять что-либо еще. "Смерть коммивояжера", как и показанный на позапрошлом "Балтдоме" "Дядя Ваня", о безрадостности жизни и случайности счастья. "Шею себе свернешь, прежде чем увидишь хоть одну звезду над этим двором", — вторит персевалевской Соне главный герой "Смерти коммивояжера". Очевидно, что не слишком популярную сегодня пьесу Артура Миллера Персеваль поставил не только потому, что это была первая пьеса, увиденная им в театре, и не только оттого, что американские 1940-е годы Миллера как влитые сидят на сегодняшней Германии (а что это про нее, очевидно). "Коммивояжер" привлек режиссера смертельной усталостью, одолевающей всех персонажей Миллера. Разве это не про современный театр: апофеоз безысходности, час сорок пять минут экзистенциального столбняка, нарушаемого гиньольными судорогами. Хочется назвать это посттеатром — игры с текстом, театральностью, пространством попросту невозможны. Главный герой пьесы, всю дорогу то ли живший, то ли грезивший, перед смертью спохватывается: нужно купить семена, ничего не посажено, земля совершенно бесплодна.
По Персевалю, спохватиться нужно всему современному театру. "Балтдом", впрочем, заставляет поверить, что земля отнюдь не бесплодна. Авангард, по крайней мере, не умер: на "Балтдоме-2008" его представителями будут работающий в Швеции итальянец Эуженио Барба и украинец Андрей Жолдак. Первый — легенда европейского театра, ученик и последователь Ежи Гротовского, создатель собственной концепции антропологии театра, которую он изложит на публичной лекции, — покажет спектакль "Юдифь". Второй — мальчиш-плохиш русского театра, "последний разгневанный авангардист" — привозит свой предпоследний московский спектакль "Кармен. Исход". О спектакле многое говорит уже его первая сцена: на видео господин Жолдак предлагает исполнительнице главной роли Марии Мироновой убить Франко Дзеффирелли.