Триумф и подштанники

Своей "Дочерью полка" Гаэтано Доницетти вознамерился в свое время завоевать самую перспективную европейскую сцену 1840-х годов — парижскую. И в общем завоевал, оставшись одним из главных оперных кумиров парижан вплоть до своей смерти. Естественно, помимо талантов мелодиста и мастера цветистых колоратур для этого ему понадобилось показать ловкость в обращении с французским либретто, не очень напоминающим либретто его прежних, итальянских работ. В смысле своей драматургии "Дочь полка" — именно что галльская вещь, буффонаду и комизм сочетающая со столь же безудержной сентиментальностью. Мари, юная "дочь" дислоцированного в Тироле победоносного французского полка (дело происходит где-то в конце наполеоновских войн), влюблена в поселянина Тонио, который ради нее записывается в солдаты. Оказавшаяся тут же маркиза де Биркенфельд обнаруживает, что Мари — это ее внебрачная дочь, брошенная в младенчестве; не открывая этого обстоятельства девушке, она берет ее под свою опеку с целью удачно выдать затем замуж за сына герцогини де Кракенторп. Но любовь Мари к Тонио и ее чувствительная привязанность к воспитавшим ее солдатам впечатляют даже расчетливую маркизу, которая в конце концов дает согласие на мезальянс и тем обеспечивает опере хэппи-энд.

Постановка французского режиссера Лорана Пелли, сделанная для лондонского "Ковент-Гардена" (потом спектакль шел еще в Вене и в Нью-Йорке, и довольно успешно), упирает в основном именно на эту комбинацию водевильности и честной трогательности. Наполеоновские гренадеры заменены на бравых "пуалю" времен первой мировой, хотя за вычетом костюмов постановка смотрится скорее абстрактной. На сцене сначала — словно великанский штабной стол: ворох исполинских карт и игрушечные "Альпы" из папье-маше (плюс, правда, вполне человеческие подштанники, которые Мари десятками стирает, сушит и гладит), потом — условная зала замка маркизы. В общем, не ахти как интересно, хотя, с другой стороны, тем более приходится стараться в этом скучноватом пространстве певцам. Исполнителям двух главных партий — Мари и Тонио — Доницетти удружил от души, предписав им зверское количество колоратур, а тенору Тонио — еще и девять верхних до в одной арии ("Ah mes amis..."), звучащей притом в начале оперы. Здесь Мари поет главная французская специалистка по бельканто сопрано Натали Дессей, ну а Тонио поручен артисту, лучше которого никто сейчас не берет экстремальные теноровые высоты (хоть верхние до, хоть ре, да хоть ми-бемоль),— перуанцу Хуану Диего Флоресу. Последний благодаря легкоатлетическим чудесам своей техники (и ведь как они ему даются — будто бы без труда, играючи) кажется наиболее сильной вокальной удачей этой постановки — по крайней мере для тех, кого не смущает отсутствие в этом голосе тембральной густоты и "мяса". Натали Дессей со своей долей вокальной акробатики справляется здорово, но чуть бледнее, чуть менее бравурно. Но зато на ее стороне, во-первых, умная музыкальность и разносторонний вкус, а во-вторых — мощная актерская работа: в своей Мари, угловатой девчонке-сорванце, певица умудряется сочетать отвязную клоунаду и робкую, ранимую обаятельность.

Johann Christian Bach: Symphonies & Ensembles (SACD)

Pratum Integrum Orchestra (Caro Mitis)

Один из шести сыновей кантора лейпцигской Томаскирхе, Иоганн Кристиан, которого прозывали сначала миланским, а потом лондонским Бахом, получает сейчас все более солидную дискографию. В этой записи к его симфониям и ансамблям обращается отечественный оркестр Pratum Integrum, представляя еще и мировую премьеру: открывающая альбом Концертная симфония соль мажор до недавнего времени считалась утерянной. Точно так же, как его известный портрет кисти Гейнсборо, с которого он глядит с самым ироническим видом, мало напоминает строгое лицо его отца, изящная и грациозная музыка Иоганна Кристиана имеет мало общего с языком Баха-старшего. Pratum Integrum эту музыку играет, как кажется, с очень верным подходом — без снисходительно-легкомысленного сюсюкания, но и без ученой мины, бережно, компетентно, честно и с искренним brio. Тем индивидуальнее выглядит в итоге композиторское лицо лондонского Баха, многое перенявшего у итальянской музыки середины XVIII века, но свободно игравшего и с опытом других национальных школ — на венских классиков он не так уж похож, хотя его музыка оказала определенное влияние и на Гайдна, и на Моцарта. В Концертной симфонии (где солируют гобой, скрипка, альт и виолончель) и в двух ансамблях (Квартет с клавиром и необычный Секстет с двумя валторнами) оркестр довольно выгодно демонстрирует способности своих солистов: по-европейски интеллигентный звук, чистейшие интонации и стабильное чувство стиля. Симфоническая музыка сыграна с фирменным саундом, который наверняка запоминается тем, кто хотя бы раз слышал Pratum Integrum (особенно с раннеклассическим репертуаром): прозрачно, четко, пружинисто и концентрированно. Отличное завершение программы после улыбчивой деликатности ансамблей — эффектная Симфония соль минор в духе "бури и натиска", со шквальным порывом грозных быстрых частей. Наряду с клавесином, исполняющим basso continuo в симфониях, в этой записи звучит и хаммерклавир — напоминание о том, что Иоганн Кристиан был энтузиастом только входившего тогда в обиход фортепиано ранней конструкции.

Rachmaninov: Etudes-tableaux op. 39; Six Poemes op. 38

Alexander Melnikov; Elena Brilova (harmonia mundi)

Альбом пианиста Александра Мельникова, посвященный зрелому и позднему Рахманинову, открывают "Этюды-картины" 1917 года, исполнение которых не назовешь иначе чем ошеломляющим. Совершенная техника, психологическая изощренность, опытное и вдохновенное обращение с полифонической фактурой — такой пронзительной, сильной и художественно выверенной трактовке сложно чем-либо возразить. По крайней мере столь же сильного впечатления добивается Мельников и в "Вариациях на тему Корелли" (они тоже включены в программу), звучащих у него все с тем же приглушенным блеском техники и с мрачным великолепием ярости, острой, глубокой и отчаянной. Смущает разве что работа сопрано Елены Брилевой, поющей здесь "Шесть стихотворений": право, это совсем не то качество вокала, которого заслуживают эти вещи, этот аккомпанемент и эта программа. Изящное чувство фразы и тонкость эмоционального рисунка безнадежно проигрывают при сочетании с усталым, блеклым и тремолирующим голосом.

Buxtehude: "In te Domine speravi": Cantatas & Motets

Ens. Currende, E. van Nevel (Accent)

Хотя чаще всего Дитриха Букстехуде вспоминают как того великого органиста, ради уроков которого Бах в молодости прошагал четыреста верст, его вокальная духовная музыка — явление настолько обаятельное, своеобразное и на свой лад крупное, что и ее негоже забывать. Латинские и немецкие кантаты и мотеты, которые здесь исполняет нидерландский ансамбль Currende, кажутся тем переходным звеном, без которого не могли бы появиться ни Бах, ни Гендель. Звучат они, как и положено плодам созерцательного лютеранского благочестия, чуждого католической аффектированности, но все-таки не пренебрегающего утонченной образностью итальянской духовной музыки XVII века. Проникновенная, чуть аскетичная, скромная в смысле исполнительского состава, эта музыка тем не менее ложится на слух с какой-то даже неожиданной, почти несерьезной легкостью. Немного разреженное, "церковное" по акустике звучание ансамбля иногда кажется несколько пресным, но его расслабленная лучезарность не мешает замечать у Букстехуде почти оперную бойкость иных мелодий.