Проект
В Москве прошла презентация Чеховского театра в Ялте. Это новый международный театральный проект банкира Александра Лебедева и его сына Евгения. На представление проекта приехал известный актер ДЖОН МАЛКОВИЧ. С ним встретился РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Городской театр был построен в Ялте в 1897 году. В историю русской культуры он вошел благодаря гастролям Московского художественного театра, приезжавшего показать жившему в Ялте Чехову "Чайку" и "Дядю Ваню". На протяжении прошлого века театр дважды горел, а в последние годы находился в полузаброшенном состоянии: Киев не хотел тратить украинский бюджет на памятник русскому театру, а Москва не могла (и не желала) вкладываться в собственность другого государства.
Наконец, в 2004 году Владимир Путин обратился к российским бизнесменам с призывом взять восстановление театра в Ялте на себя. Сделать это вызвался Александр Лебедев. Сегодня основные работы по восстановлению закончены. Пришло время "наполнения" новых стен. Нынешний Чеховский театр в Ялте — совместный проект господ Лебедевых с всемирно известными актерами Кевином Спейси (он руководит лондонским театром "Олд Вик") и Джоном Малковичем. Оба они только что побывали в Москве.
— Вы уже были в Ялте? Видели этот театр?
— Нет, никогда там не был. Вот завтра едем туда.
— А почему вы согласились стать патроном этой программы, принять в ней участие?
— Прежде всего, потому, что я хорошо знаком с семьей Лебедевых, мы давно собирались что-то сделать вместе, и это хороший повод. Естественно, имя Чехова имеет магическую силу и притягивает людей.
— У вас есть какие-то конкретные планы?
— Мы как раз сейчас обсуждаем их. Может быть, удастся привезти на гастроли два спектакля. Один из них уже сделан, он играется в Париже. Второй я только собираюсь поставить, это "Опасные связи" Шодерло де Лакло. Когда-то я играл в фильме по этому роману, теперь пора перенести его на сцену. Было бы интересно показать свои работы, причем не только в обновленном театре в Ялте, но и в Москве.
— Это правда, что Ингеборга Дапкунайте будет играть в этих "Опасных связях"?
— Может быть. Рано говорить об этом. Мы знакомы, даже работали вместе. Она прекрасная актриса.
— Я пытался найти в вашем послужном списке чеховские роли, но тщетно. Вы не играли Чехова?
— К сожалению, никогда. Несколько лет назад компания "Степной волк", в создании которой я когда-то принимал участие, сделала потрясающие "Три сестры". Но сам не играл.
— А есть какая-то чеховская роль, которую бы вы все-таки хотели бы сыграть на сцене?
— Я никогда не мечтаю о каких-то конкретных ролях. Для каждой работы должны сложиться удачные обстоятельства. Мне предлагали и "Чайку", и "Вишневый сад", но не случилось. Но вот так, чтобы чего-то хотеть,— нет, пожалуй.
— Чехов для иностранцев — автор, формирующий определенный образ России. Вы в России не в первый раз. Насколько реальная страна и ее люди отличаются от того, что можно вычитать из чеховских произведений?
— Ну, люди читают не только Чехова...
— Театральные люди в первую очередь все-таки знакомятся с пьесами Чехова.
— Да, театральные — безусловно. И все-таки Россия Достоевского очень отличается от России Чехова, от России Толстого, Гроссмана, Набокова, кого еще... Лермонтова, да Горького в конце концов! Чеховская Россия всего лишь одна версия вашей страны, очень субъективная. Кстати, это только русские думают, что Чехов — очень русский автор. Мой опыт показывает, что это не так, и именно поэтому он так почитаем и любим во всем мире. Может быть, слишком любим. Мы с вами прекрасно знаем, что в мире каждый вечер случается несколько очередных премьер по чеховским пьесам, но, мягко говоря, далеко не все из них хороши.
— То же можно сказать про Шекспира, Уильямса...
— Безусловно. Но в Чехове действительно есть что-то, что заставляет вчитываться в него особенно подробно, что не отпускает всю жизнь. Он писал о людях, которые говорят то, что не следовало бы говорить. Он произносит очень грустные вещи, но в то же время делает их смешными. Его пьесы очень человечны, но в то же время очень проницательны. Да нет, конечно, он все-таки очень русский, зачем это отрицать...
— Многие, рассуждая о Чехове и Станиславском, забывают, что для Станиславского он был современным автором. Как вам кажется, возможно ли сейчас появление автора, который вместе с режиссером или сам по себе мог бы произвести подобную театральную революцию?
— Нет, это невозможно. Другие скорости, информация летит по миру так быстро! И единственное, что перемещается быстрее информации, это разочарование. Когда такие революционные вещи совершены в технологии, например mp-3, или YouTube, или iPod, вряд ли можно надеяться, что в таком стабильном и старом деле, как театр, возможны какие-то фундаментальные потрясения. Вся новизна приходит из каких-то других сфер. Когда я говорю об этом, я не жалуюсь, просто констатирую положение вещей. Означает ли это, что театр и даже кино бессильны? Конечно нет. Потому что в них сохраняется тайна, и она никуда не денется.
— То есть по отношению к техническому прогрессу вы настроены философски. Вы, вообще, оптимист?
— Я не пессимист, так скажу. Мир меняется, но многие вещи остаются непреложными, в том числе чувства — гордость, страсть, жалость. Чехов писал именно о них.