Гала балет
На сцене парижского Palais Garnier состоялся гала-концерт, в котором бок о бок выступали артисты двух знаменитых трупп — New York City Ballet (NYCB) и Парижской оперы. К своему изумлению ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА обнаружила, что репутация американцев весьма преувеличена.
Этот вечер проводила AROP — ассоциация меценатов и друзей Парижской оперы, субсидирующая проекты любимого театра и пару раз в год устраивающая себе подарки в виде закрытых балетных вечеров. Попасть на франко-американский гала можно было только через AROP; для меценатов к балету прилагался ужин, для друзей — шампанское в антракте.
Приложенное к светскому торжеству балетное меню предлагало отведать ранний шедевр неоклассицизма "Аполлон" Игоря Стравинского, созданный юношей Баланчиным для дягилевской антрепризы, и послевоенную "Симфонию до мажор" Жоржа Бизе, которую уже признанный мастер поставил для Парижской оперы под названием "Хрустальный дворец". К двум главным блюдам прилагались "Закуски" в постановке нынешнего арт-директора NYCB Питера Мартинса и десерт — два камерных балетика — баланчинская "Сонатина" и "Сюита танцев" его соратника Джерома Роббинса. Все это великолепие из репертуара NYCB исполняли в основном американцы с вкраплениями парижских этуалей.
То, что с NYCB не все в порядке, я заподозрила еще в прошлом году, увидев в Лондоне программу его новейших спектаклей. Но глазам не поверила, приписав дефекты исполнения недостаткам хореографии. В баланчинской же классике, особенно в многолюдной "Симфонии до мажор", труппа явила ошеломляющее несоответствие своему статусу и репутации. Главная нью-йоркская критикесса Анна Киссельгоф уверяла меня, что "мистер В" предпочитал артистов с физическим изъяном, видя в этом своеобразие личности. Если так, то при взгляде на нынешний состав труппы Баланчин был бы счастлив. Чахлые сутулые создания с острыми коленками и угловатыми, как столярная линейка, руками; напористые спортсменки с косой саженью плеч и икрами, по объему равными бедрам; миловидные короткошеие девчушки с целлулоидными ногами; крошки-парни с пузырящимися мышцами; рослые мужчины с залысинами, похожие на переутомленных банковских клерков,— и это лишь бросающиеся в глаза солисты. Кордебалет было лучше не рассматривать. Но забыть о себе он не давал, настойчиво демонстрируя неровные интервалы, непрямые линии, несинхронность движений. А на лирической второй части "Симфонии до мажор" массовка вместо диагонали выстроилась в такую загогулину, что сольной паре пришлось пробираться вдоль нее, как по дремучему лесу.
Физические недостатки бывают даже у великих артистов, но обычно их учатся маскировать еще в школе. Здесь же хромала именно школа, то есть базовая подготовка. К американским жестким рукам, отсутствию epaulement (легких поворотов корпуса и плеч), трамплинным прыжкам и слегка вздернутым плечам балетный мир уже успел привыкнуть — считается, что это особенности баланчинской школы. Но завернутые стопы, стреноженные, будто у лошадей, колени и развороченные, как у цыплят табака, бедра — это что-то новенькое.
С неистовым темпом, который считается главной чертой исполнительской манеры NYCB, американцы решительно не справлялись. Грязные позиции, нечеткость движений, аварийность пируэтов, недоделанность поз оказались не частными недостатками некоторых солистов, но общей манерой всей компании. И главное: американской труппе катастрофически не хватает звезд мирового уровня. Из 24 человек в звании "первых танцовщиков" достойными его выглядели лишь двое: молоденькая, ловкая, прыгучая Стерлинг Хилтин и роскошная Венди Виланд — немолодая, костистая, широкоспинная дама, художественной значительностью своего уверенного танца напоминающая о лучших временах NYCB.
На этом фоне представители Парижской оперы выглядели как звезды Мариинки среди крепкой заводской самодеятельности. Даже этуали не первой величины — вроде Бенджамена Пеша или Клермари Оста, станцевавших "Сонатину",— радовали превосходной выучкой. Точность, вкус, грацию, музыкальность парижская школа прививает еще в детстве — одновременно с первыми приседаниями у станка. Когда же в первой части "Симфонии до мажор" среди боевой толпы разномастных американцев изящные Доротея Жильбер и Матье Ганьо исполнили все положенные технические лихости с истинно французским щегольством, контраст школ стал вопиющим. Окончательно добил американцев юнец Матиас Эйманн, станцевавший третью, прыжковую, часть балета с почти издевательской легкостью и техническим совершенством: рядом с его двойными сотбасками и замирающими в поднебесье жете прыжки мужчин NYCB выглядели скачками койотов.