Давно подмечено, что бедность Голливуд живописует бедновато. Пентхаусы и виллы кинозвезд, гангстеров и адвокатов удаются лучше некуда, а малообеспеченность приходится отдавать на откуп гастарбайтерам не с английскими и даже не с саксонскими фамилиями. Сценография, атмосфера, типаж новой "Элегии" по повести Филипа Рота "Умирающий зверь" тоже выигрышный вариант. Роту ведь далеко ходить не надо, чтоб описать пожилого профессора-литературоведа, интеллектуала-либертина Дэвида Кепеша (Бен Кингсли). Этого трибуна распутства, этого буревестника промискуитета хлебом не корми, дай только, сверкая генри-миллеровским черепом, поразглагольствовать о радостях плоти, о первородных инстинктах, о сексе как движущей силе. Разговорами господин профессор не ограничивается. Живет как по писаному. Жена и сын (Питер Сарсгаард) брошены ради увлечений (сюжетная линия с сыном самая неубедительная). Ученицы боготворят умницу ловеласа. Редкая партия в сквош с дружком-поэтом (Деннис Хоппер) обходится без смакования недавних подвигов. Неудивительно, что старый воробей дает провести себя на мякине. Кепеш опрометью влюбляется в студентку кубинских кровей Консуэлу (Пенелопа Крус). Дэвид водит ее в филармонию, играет на фортепьянах, подсовывает ей альбомы с Гойей (что артистка Крус похожа на Маху одетую и обнаженную, подметил еще Бигас Луна в 1999-м).
Потом обыкновенная история. Профессора пронимает не на шутку. Начинаются муки ревности, подкрепленные видами обнаженного бюста артистки Крус, и тут, конечно, сложно не идентифицироваться с пожилым литературоведом. Любимые, разумеется, расстаются, чтобы встретиться уже в финале на элегичном фоне всеобщего увядания. Потому что "Элегия" — это ведь не только "понял он, что лучше Таньки нету, да только Танька замужем уже" или скорбные жалобы о ссылке на берег Черного моря, где кругом снега и дикие люди. Это еще и "Грущу я; но и грусть минует, знаменуя / Судьбины полную победу надо мной".