премьера / театр
В пятницу в Национальном театре русской драмы им. Леси Украинки состоялась премьера совместного украинско-немецкого спектакля "Преследование и убийство Жан-Поля Марата, представленное артистической труппой психиатрической лечебницы в Шарантоне под руководством господина де Сада" Петера Вайса. Чем знаменитый политический фарс 1960-х годов привлек режиссера Катрин Кацубко и стоило ли за него сегодня браться, попытался разобраться СЕРГЕЙ ВАСИЛЬЕВ.
Пьеса Петера Вайса "Марат/Сад" по праву считается одним из самых страстных и парадоксальных драматических текстов второй половины прошлого века. Верный последователь Бертольда Брехта, убежденный троцкист и антифашист, Вайс искренне полагал, что искусство есть продолжение политической борьбы и театр может быть не только ареной для мировоззренческих дискуссий, но и эффективным средством для встряски мозгов публики. При этом ситуации, в которые ставит драматург своих героев, дают практически неограниченный простор для самых сумасбродных и эксцентричных постановочных решений, подстегивая режиссерское и актерское воображение.
Все эти свойства эстетики Вайса сконцентрированы в его драматическом шедевре "Марат/Сад". Опираясь на реальный исторический факт, согласно которому маркиз де Сад, заточенный в 1801 году в психиатрическую клинику, организовал там театр, автор попытался пофантазировать, что могло бы случиться, если бы сумасшедшие решили взяться за один из самых известных эпизодов Великой французской революции — убийство в ванной "друга народа" Марата молодой дворянкой Шарлоттой Корде. Томящиеся за больничной решеткой параноики и психопаты, по Вайсу, судят о свободе и несправедливости намного храбрее и проницательнее, чем наблюдающая за их представлением публика. А бунт узников Шарантона против надзирателей-санитаров в финале можно толковать и как прямой призыв к зрителям задуматься о своем положении в обществе, где "новая сволочь, пролезшая в дамки, позаграбастала земли и замки", и, излечившись от социальной апатии, вступить в борьбу за свои ущемленные властью права.
Впрочем, после спектакля "Марат/Сад", поставленного силами украинско-немецкого ансамбля на сцене Театра русской драмы, за общественный порядок опасаться не стоит — эта педантичная иллюстрация знаменитого текста никаких мятежных чувств не вызывает. Режиссер Катрин Кацубко, два года назад уже сотрудничавшая с киевским театром (о ее постановке "Ромео и Джульетты" Ъ сообщал 19 сентября 2006 года), излагает придуманную Вайсом историю суховатым, шаблонным, малоизобретательным сценическим языком. То есть шума в спектакле, где часть актеров изображает оркестрик, а остальные периодически маршируют по сцене с революционными куплетами и речовками, хоть отбавляй. Но сами безумцы выглядят людьми уравновешенными и благоразумными. Большую часть действия пациенты клиники проводят в оцепенении, застыв в страдальческих позах на подиуме возле металлической сетки. Марат (Роман Трифонов), рекомендуемый параноиком, опровергая диагноз, ведет себя вяло, произнося свои пламенные тирады как скучные прописи, так что его главный оппонент маркиз де Сад (Хуберт Байль) с пессимистическими инвективами в адрес толпы, недостойной свободы, кажется куда убедительнее. Но главное поражение идеология пьесы терпит в образе священника Жака Ру (Александр Хорошко): этот самый едкий и нетерпимый из персонажей "Марата/Сада", представший в спектакле мешковатым лысоватым мужичком в смирительной рубахе-рясе, кажется то ли карикатурой на европейских левых интеллектуалов, то ли маргиналом с митингов Натальи Витренко.
Фактически нейтрализовав социальный потенциал пьесы, режиссер, что даже обиднее, игнорирует и ее прихотливую игровую природу. Увлекательное предложение драматурга вообразить, а как на самом деле могли бы изображать революционных вождей и прочих исторических персонажей умалишенные, вдребезги разбивается о привычку актеров играть "психологично". Так, страдающая каталепсией исполнительница роли Корде у Марины Бахтиной получается вполне здравомыслящей девушкой: пока она куняет, ожидая своего выхода, зритель видит угнетенную препаратами больную, но как только наступает момент для реплик Шарлотты, в актрисе проявляется неожиданная бойкость и даже экспрессия. Пожалуй, в провоцирующий к интеллектуальной буффонаде стиль Вайса попадает только Артур Галиандин, с фиглярским лоском играющий щеголя и эротомана Дюпре. Жаль, правда, что этот нелепый персонаж на тоненьких ножках порхает на периферии сюжета и ничем не может изменить общую печальную картину, где артисты, вроде бы собравшиеся воззвать к борьбе, демонстрируют гражданскую и художественную осмотрительность, подтверждая тем самым издевательскую реплику Петера Вайса о том, что "актерская братия целиком за правительственные мероприятия".