Каспар Давид Фридрих в амстердамском "Эрмитаже"
В субботу в выставочном центре "Эрмитаж-Амстердам", голландском "спутнике" Государственного Эрмитажа, открылась экспозиция "Каспар Давид Фридрих и немецкий романтический пейзаж". На пресс-конференции было объявлено, что это последняя выставка на вилле "Неерландия", где до сих пор проходили показы эрмитажных собраний. Летом "Эрмитаж-Амстердам" переместится в соседнее здание "Амстелхоф". О выставке — АЛЕКСЕЙ Ъ-ТАРХАНОВ.
Трудно сказать, какому из событий больше радовался Михаил Пиотровский. Директор Государственного Эрмитажа с удовольствием хвастался и собранием немецкого романтика Каспара Давида Фридриха, самым полным за пределами Германии, и новой выставочной базой главного русского музея, самой большой за пределами России. "Амстелхоф" — огромный комплекс со 102-метровым фасадом, построенный когда-то как дом призрения и три века закрытый для города, теперь возвращается в качестве культурного центра. Архитекторы бюро Ханса Ван Хейсвека выполнили простой и грамотный проект реконструкции. Надо признать, ничего особенного в смысле современной архитектуры он не представляет, что, может, и к лучшему. Зато сюрпризов стоит ждать от дизайнеров Merkx & Girod, отлично и не без некоторого эстетического хулиганства умеющих сочетать старую архитектуру и новое оборудование. Хотя интерьеры здания не имеют исторической ценности, они сохраняют главные точки старого "Амстелхофа", в частности церковный, он же обеденный, зал с хорами и органом XIX века. Дарительница поставила условие: на этом органе должны играть как минимум раз в год, и вместе со зданием эта обязанность перешла к Эрмитажу. Сохраняют и обширный двор с газонами, на которых когда-то вывешивали для сушки больничные простыни, а сейчас высадят 20 тыс. цветов. Пока же "Каспар Давид Фридрих и немецкий романтический пейзаж", десятую по счету выставку Эрмитажа в Амстердаме, показывают в прежнем здании фонда на двух этажах. Это сначала удивляет, поскольку коллекция Фридриха не так велика — девять картин и шесть графических листов. Но кураторы Эрмитажа попытались поставить ее в контекст романтического искусства эпохи — предварили предшественниками и завершили последователями и эпигонами.
Каспар Давид Фридрих (1774-1840) был любимым художником Николая I. Причем любимым искренне: это были не государственные заказы, а частный вкус самодержца и его жены Александры Федоровны, урожденной прусской принцессы Шарлотты. Они не раз покупали работы Фридриха, получая от своих агентов подробное описание нового полотна, и, в сущности, коллекционировали современное искусство, которое должно было сопровождать их частную жизнь в петергофском "Коттедже". Примеру следовали многие (другом и почитателем Фридриха был Василий Жуковский), и русская поддержка стала спасением для художника в последние годы, когда он, полупарализованный после удара, почти потерял возможность работать.
Фридрих — образцовый немецкий романтик. Его пейзажи величественны и полны символов: заходящих светил, искрящихся льдов, брошенных якорей, одиноко белеющих парусов,— природа в них всегда что-то говорит нам, причем буквально на языке тогдашнего оптического телеграфа. Люди на его полотнах предаются мучительным раздумьям или застывают в немом диалоге. Даже радостная прогулка под парусом с двумя фигурами, освещенными солнцем ("На паруснике", 1818-1820), явно обещает счастливой парочке ужасные житейские бури. Томительна "Ночь в гавани" (1818-1820), где едва различимые женские фигуры с балюстрады смотрят на едва освещенное ночное небо с паутиной мачт. Или "Восход луны над морем" (1821)", где две молчаливые женщины задумчиво смотрят на двух молчаливых мужчин, которые так же молчаливо и задумчиво смотрят на две задумчиво удаляющиеся в море яхты. Два лебедя в камышах, сова в слепой глазнице окна — набор как бы самых анекдотических образов, ассоциируемых с немецким романтизмом, с немецким духом и вообще с сумрачным германским гением, то и дело разражающимся оперными ариями.
Картины Фридриха явно опередили свое время, были забыты как кошмарный сон, как образцы ложной многозначительности и дурного вкуса. Интерес к ним вернулся во времена сюрреалистов, которые увидели в его странных фигурах в треуголках вариант магриттовских людей в котелках.
Но удивительно, как Каспар Фридрих характеризует одного из самых суровых наших монархов, которого в чем в чем, а уж в романтизме трудно было заподозрить. Со страниц школьной истории Николай I представал палачом свободы и стиха, "жандармом Европы", чье царствование, по словам Герцена, "торжественно открылось виселицами". То, что перед нами скрытый романтик, сентиментальный человек, понимал лишь тот, кто посетил его дачу "Коттедж" в Петергофе, куда "душитель народов" удалился с семьей из душивших его парадных перспектив Зимнего, Петергофа и Царского. Эрмитажная выставка показывает, что в частной жизни железный человек разделял романтические иллюзии с Ленским и Кюхельбекером.
Впрочем, известно, что Каспара Давида Фридриха любил и неудачливый художник Адольф Гитлер. Так что это очень утешительная выставка — пройдет два века, и мы узнаем, каким тонким ценителем прекрасного, эмоциональным и сентиментальным человеком был очередной душитель и вешатель.