Фестиваль танец
К концу второй недели в огромной программе Лионской биеннале (см. "Ъ" от 12 сентября) определились явные лидеры. ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА убедилась, что из двусмысленного девиза фестиваля "Назад в будущее" первое слово они проигнорировали.
Сориентироваться в программе из полусотни спектаклей, понаехавших со всего света (кроме России — за нами право голоса в искусстве современного танца пока не признают — и по делу), очень непросто: фестивальный буклет расхваливает все. Но подкованную лионскую публику ведет непогрешимое чутье. Можно быть уверенным: там, где аншлаг и давка, дают по-настоящему стоящие вещи. Впрочем, с поправкой на вкус, возраст и характерную для лионцев социальную озабоченность.
Безусловным зрительским фаворитом стала молодежная труппа из Бразилии Companhia Urbana de Danca. Организовала ее хореографическая миссионерка Соня Дестри, подбирая будущих артистов прямо на улицах в неблагополучных кварталах Рио-де-Жанейро. На международную арену самодеятельная труппа вышла два года назад, засветившись на предыдущей Лионской биеннале. Фестиваль и спродюсировал два новых спектакля компании. "Suite funk", поставленный самой госпожой Дестри,— не более чем сценически организованный, разукрашенный световым дизайном и качественным саундтреком уличный брейк. Ну, еще немножко спекулятивности: на заднике высвечиваются паспорта мальчишек и зачитываются их краткие, но драматичные биографии. Пластичные обаятельные бразильцы, у которых чувство ритма в крови, выдают отменный хип-хоп — но без виртуозных трюков и с весьма умеренным "партером". Собственно, почти такой же можно увидеть в любой вечер на черной мраморной веранде под колоннами Лионской оперы — главной "точке" лионских хип-хоперов.
Во что может превратиться самодеятельность в руках талантливого хореографа, показал спектакль "Вода", поставленный для бразильцев Мурадом Мерзуки, французом арабских кровей и главой известной труппы "Кафиг". Десяток литров воды и пара сотен пластиковых стаканов — вот все, что ему потребовалось, чтобы из разрозненных умений выстроить захватывающий спектакль. Стаканные башни рушатся от хлесткого удара ноги, как нью-йоркские небоскребы. Стаканы выстраиваются прозрачными параллелями и меридианами, как стриты и авеню, и парни, скованные этой неумолимой геометричностью, стремительно сучат между ними ногами, сверкая мелкой техникой, или отчаянно перемахивают через ряды стаканов-домов летучими сальто. Вода в прозрачном пластике — на вес золота: ее бережно переливают из пустого в порожнее, жадно приникают губами, не отваживаясь глотнуть спасительной влаги, и осушают стаканы лишь в финале — как заслуженную награду за тяжелую работу. Такого ора, свиста, воплей, стонов не слышали не только стены старинного театра на площади Селестинцев, но и, уверена, ни одного театра мира: молодежный Лион не сидел в бархатных чинных креслах, а танцевал вместе с бразильскими парнями. Интернационал критиков и критикесс только что не утирал слезы: "Подумать только, а ведь если бы не Соня Дестри, эти чудесные мальчики могли бы сесть на наркотики или стать преступниками!"
На другом полюсе — профессионализма экстра-класса — оказалась британская Random Dance Company хореографа Уэйна Макгрегора, одного из самых талантливых авторов наших дней. Страшно написать — почти гениального. Дело в том, что этот 38-летний шотландец, состоящий в должности главного приглашенного хореографа Королевского балета Великобритании, не просто одаренный изобретатель па и сочинитель увлекательных спектаклей. Он создал собственную, уникальную систему движений, раскрыв новые возможности вдоль и поперек изученного человеческого тела. Система разработана столь же тщательно, как классический экзерсис, и столь же универсальна. На биеннале Уэйн Макгрегор показал европейскую премьеру спектакля "Entity", в которой как раз и продемонстрировал возможности нового языка.
Сам он уверяет, что в создании этого балета ему помогали ученые Калифорнийского университета — лингвисты, психологи, нейрохирурги и компьютерщики всех мастей. Но скорее союзниками хореографа можно считать композиторов-электронщиков Йона Хопкинса и Джоби Талбота, а также уникальный квартет Дебюсси, вживую играющий в спектакле.
Перед тем как обрушить в публику лавину фантасмагорических соло и ансамблей, на видеоэкране показывают собаку, с мерной неистовостью отмахивающую километры на беговой дорожке,— простительное кокетство автора, выдающего свое открытие всего лишь за физиологический эксперимент. Вслед за собакой на сцену являются танцовщики в черных трусиках и белых маечках первоклашек с чем-то вроде новейшего класс-концерта. Все чин по чину: движения на середине, вращения, прыжки, дуэты, ансамбли. Только вместо классического равновесия в основе этого класса — динамическое падение, вместо закрепленного штыря позвоночника — непрекращающаяся волна. И что творят эти феноменальные "первоклашки"! Кажется, что у каждого по крайней мере по две пары рук и три пары ног: эти конечности будто не ведают законов природы. Рука может выползти из позвоночника, нога выскочить из-за лопатки, пируэты вывинчиваются из немыслимых горизонталей, в прыжках тела успевают совершать массу разнонаправленных движений. Форсайтовскую деконструкцию классического языка Уэйн Макгрегор довел до атомов: все части тела его танцовщиков действуют изолированно в разных плоскостях, траекториях, ритмах и ракурсах.
Но самое главное: в макгрегоровской лаборатории нет ни грана научного педантизма. Спектакль погружен в атмосферу какого-то алхимического авантюризма и почти будуарной чувственности. Эротичностью пронизаны самые невинные сольные упражнения, а уж когда на сцене работают двое, трое, а то и пятеро танцовщиков, в их путаных взаимодействиях ток напряжения зашкаливает за рамки возможного. И затертая до дыр знаменитая реплика Джорджа Баланчина, ответившего на вопрос о смысле своих бессюжетных балетов: "Когда на сцене танцуют вместе мужчина и женщина, какой еще смысл вам нужен?", на спектакле кажется чрезвычайно конкретной и актуальной.
Суперсовременный зал "Трансбордер", в котором давали "Entity", набивали немолодые интеллектуалы, особо продвинутые студенты и интеллигентные буржуа. К финалу они вели себя почти так же, как уличная молодежь на бразильском хип-хопе. Два полюса авангардного танца — площадный и лабораторный — одинаково мощно воздействуют на людей. Значит, будущее есть не только у почтенной Лионской биеннале, но и у самого современного танца.