Выставка современное искусство
В центре современного искусства "Винзавод" открылась третья часть московской ретроспективы Ильи и Эмилии Кабаковых — инсталляции "Туалет", "Жизнь мух" и "Игра в теннис". Очередь в "Туалет" отстояла ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Открытие на "Винзаводе" проходило при огромном стечении народа. Чтобы посмотреть инсталляции знаменитости, публика выстраивалась в длиннющие очереди, весьма удачно дополнявшие образ советского прошлого, дотошному воспроизведению которого и посвящены представленные в последней части ретроспективы произведения (о других выставках см. "Ъ" от 16 и 17 сентября). Особенно впечатляла терпеливая очередь в общественный туалет, незатейливую архитектуру которого на редкость убедительно повторяет одна из самых известных инсталляций Ильи Кабакова, в 1993 году ставшая одной из сенсаций "Документы" в Касселе.
Попав внутрь "строения неизвестного архитектора", зрители обнаруживают, что здание используется не по назначению — его превратили в жилое помещение. Сортир, как могли, прибрали и отчистили, а непосредственно рядом с "очками" расставили обеденный стол с чайной посудой, детскую колыбельку, железную кровать, шкаф, книжные полки с изданиями из серии "Жизнь замечательных людей". Видно, что в туалете поселились люди культурные, изо всех сил старающиеся создать в своем жилище уют: расставили фотографии в рамочках, украсили стены репродукциями из "Огонька", а кровать накрыли тюлевым покрывалом. В инсталляции "Туалет" вроде бы трудно не увидеть антисоветскую сатиру, но почему-то не получается. Вопреки ожиданиям, обжитый нужник выглядит не жалким и жутким, но по-настоящему уютным, тем более что среди вещей, найденных художником для инсталляции, наверное, каждый посетитель выставки обнаружит точно такую же чашку, радиоприемник, лампу, которая была в доме его детства. И вместо того чтобы ужаснуться, начинаешь испытывать едва ли не зависть к неведомым обитателям сортира, чье скромное существование представляется ведущим жизнь скромную, но буколически умиротворенную.
Еще одна очередь стояла перед входом в некое подобие музея, в котором развернулась экспозиция "Жизнь мух". Декорации музея, полностью преобразившие винзаводовский "Цех белого", выстроены не менее добротно, чем музейные залы, в которых развернулись выставки "Альтернативной истории искусств" в "Гараже" (см. вчерашний "Ъ"). Но если там был представлен художественный музей, то на "Винзаводе" соорудили совершенно противоположное "учреждение культуры" — несомненно, советский и, скорее всего, провинциальный не то научный, не то краеведческий музей с тусклыми, а то и просто перегоревшими лампочками и стенами характерного муторно-серого цвета, словно бы засиженными теми самыми мухами, которым и посвящена экспозиция.
Исследуются в ней столь увлекательные сюжеты, как "Мухи и экономика", "Мухи и финансы", "Мухи и политика" и "Мухи и искусство". Впрочем, помимо распечаток каких-то отчетов исследовательских коллективов в музее есть, разумеется, и произведения искусства. Причем не только новая и очень эффектная инсталляция с зависающим прямо посреди зала мушиным роем, но и типичные кабаковские концептуальные картины-стенды с вопросами и ответами, в том числе и "Чья это муха?", и изящная графика, и визуальная поэзия. Тема мух занимала Илью Кабакова очень давно, так что произведения, включенные в инсталляцию "Жизнь мух", самые старые из представленных на ретроспективе работ Ильи Кабакова: тут есть вещи и 1980-х, и даже, кажется, 1960-х годов. И если "Альтернативная история искусств" представляет новехонькие и заведомо поддельные работы несуществующих художников, в том числе и фиктивного "И. Кабакова", то именно "Жизнь мух" на самом деле оказывается музеем Кабакова-настоящего.
О том, что именно символизируют для художника эти самые мухи, косвенно говорит и инсталляция "Игра в теннис", на которой представлен матч между Ильей Кабаковым и теоретиком Борисом Гройсом. Перебрасываются они вопросами и ответами, ведя диспут на отвлеченные темы, например о природе зверей, в том числе и мух. Илья Кабаков гасит зрителя утверждением, что современный человек, в отличие от своих предков, отождествляет себя уже не со львами и орлами, а с насекомыми. Впрочем, мухи для Кабакова — это, судя по всему, еще и мысли, летающие между собеседниками подобно теннисному мячику. Уподобление, кстати, не раз встречавшееся в классической русской поэзии — у Алексея Апухтина и Иннокентия Анненского.