Выставка современное искусство
Вчера в Москве открылся центр современной культуры "Гараж", возглавляемый Дарьей Жуковой. Подруга олигарха Романа Абрамовича сравнивала свое детище с лондонской Tate Modern не напрасно — и по масштабу, и по начинке "Гараж" в Марьиной Роще вполне тянет на полноценный музей современного искусства. Свой вариант такого музея на инаугурации центра представили Илья и Эмилия Кабаковы. По залам их "Альтернативной истории искусства" бродили ИРИНА Ъ-КУЛИК и МИЛЕНА Ъ-ОРЛОВА.
"Гараж" виден издалека — свежеотремонтированный красно-белый фасад сверкает как золотой червонец в запущенной советской промзоне. У входа толпились безбилетные начинающие художники, внутрь пускали по приглашениям — вежливая охрана показывала путь к началу экспозиции с другой стороны гигантского здания. Зрителей направили по той же траектории, по которой когда-то архитектор Мельников заставил двигаться автобусы в гараже: чтобы у тех не было нужды давать задний ход. Собственно, также устроены и музеи — пока не пройдешь всю экспозицию, до буфета и книжного магазина не доберешься.
Именно музей оказался сквозным сюжетом московской ретроспективы Ильи и Эмили Кабаковых. Но если открывшаяся в ГМИИ им. Пушкина инсталляция "Ворота" (см. вчерашний "Ъ") повествовала о жажде художника попасть в музей, который тем не менее остается недостижимым, то "Альтернативная история искусств" представляет этот самый вожделенный музей с натурализмом гиперреалистической обманки. Внутри конструктивистского "Гаража" с дотошностью киносъемочного павильона выстроены декорации музея модернистского искусства.
Среди публики, разбредшейся по залам, скромно прошмыгнул сам Роман Абрамович с довольным лицом отличника после экзамена. Коллекционеры, критики и теоретики благоговейно разглядывали хорошо покрашенные стены и мастерски выставленный свет — такого нет ни в ГМИИ, ни в Третьяковской галерее. Бюджет кабаковской выставки составил около $3 млн — и эти миллионы заметны во всем. Впрочем, само открытие было скромным — кроме Дарьи Жуковой, говорившей по-русски с легким лондонским акцентом, четы Кабаковых и куратора выставки Иосифа Бакштейна на сцене никого не было. К вернисажу приурочили новость о том, что Илья и Эмилия Кабаковы награждены японской Императорской премией в области изящных искусств, одной из самых почетных в их и так не маленьком наградном списке. Эту премию чета получила в номинации "Скульптура", став первыми представителями современного искусства, пополнившими ряды конвертируемых деятелей отечественного культурного истеблишмента, уже удостоившихся этой награды, среди которых Альфред Шнитке, Софья Губайдуллина, Мстислав Ростропович и Майя Плисецкая. На родину Илья Кабаков возвращается в статусе настоящего музейного классика.
Зрителю, не знакомому с творчеством классика, легко обмануться и поверить, что выставки трех разных художников, составляющих "Альтернативную историю искусства", и в самом деле представляют реальных исторических персонажей. Но это собирательные образы типичных представителей трех периодов отечественного искусства ХХ века. Как если бы ставший живым классиком художник так и не смог поверить в то, что его и правда взяли в настоящий музей, и подстраховывался, сооружая свой собственный, в котором никому кроме него не находится места. "Альтернативная история искусств" чем-то напоминает фильм "Быть Джоном Малковичем". Стремясь попасть в историю искусств, Илья Кабаков, как и Малкович в фильме, попадает в собственную голову — и оказывается в мире, населенном исключительно его двойниками.
Биография первого из этих персонажей, Шарля Розенталя, выглядит поистине хрестоматийной. Родился в 1898 году в Херсоне, постигал азы художественного ремесла, помогая отцу-фотографу ретушировать снимки, перебрался в Петербург, получил навыки академической живописи, учился авангарду у Шагала, а затем у Малевича, в 1922-м эмигрировал в Париж, где и погиб под колесами автомобиля на Монмартре в 1933-м.
Год гибели первого из персонажей альтернативной истории искусств оказывается датой рождения второго — некоего И. Кабакова, неофициального художника 1970-х годов, которого, впрочем, не стоит отождествлять с реальным Ильей Кабаковым. Поворотный для Кабакова-персонажа момент — знакомство с творчеством Шарля Розенталя, которого тот считал своим учителем,— в биографии настоящего Ильи Кабакова, естественно, отсутствует ("у меня никогда не было учителя", сообщает художник в сопровождающем выставку тексте). А все представленные на выставке "работы 1970-х" на самом деле созданы уже в 2000-е годы. Как и произведения третьего представленного в "музее" автора — "художника 1990-х" Игоря Спивака, родившегося в 1970 году самоучки из Киева, чья биография почти неизвестна, понятно лишь, что он так или иначе был знаком с творчеством то ли Шарля Розенталя, то ли И. Кабакова.
Илья Кабаков всегда мастерски, как настоящий писатель, умел придумывать истории несуществующих персонажей с художническими наклонностями, и в этом смысле "Альтернативная история искусств" выглядит продолжением классической альбомной серии 1970-х "Десять персонажей". Впрочем, Илья Кабаков — литератор куда более убедительный, чем Кабаков-стилизатор. Работы персонажей трех разных эпох выглядят примерно одинаково как по сюжетам, так и по художественным приемам. Все они пишут в сущности одни и те же картины, меняющие смысл только в различном историческом и биографическом контексте. И Розенталь, вспоминающий в Париже утопический дух ранних лет советской власти, и концептуалист 1970-х, и ностальгирующий по "совку" перестроечный художник Спивак рисуют одни и те же соцреалистические идиллии — парады на Красной площади и праздники на ВДНХ, сталинские санатории и ампирные шлюзы канала имени Москвы, улыбающихся ткачих и отдыхающих в лагере пионеров.
Той же советской идиллии посвящена и инсталляция 1991 года "Красный вагон". Утлый вагончик-бытовку обрамляет причудливая конструкция в духе татлинской башни, рифмующаяся с историческими перекрытиями гаража инженера Шухова. Войдя внутрь вагончика, зритель оказывается словно бы на трибуне, с которой созерцает панораму праздничного парада с дирижаблями и воздушными шарами на стене вагона. А с подиума, на который установлен вагон, открывается уже другая панорама — огромного зала наподобие Турбинного в той самой лондонской Tate Modern, который, стоит надеяться, будут заполнять не только фантомы советского прошлого.