Федор в Малороссии — мишень легкая. Его московский говор вычисляется местными на раз, и тут же задаются вопросы: "А ты откуда, ведь явно не с Донэцка?" Федору в общем это все глубоко по барабану, и любые проявления детской агрессии он никак не коррелирует с понятиями "свой-чужой". Иногда нам кажется, что он вообще не понимает, что его только что обидели. На любое проявление хамства и агрессии он продолжает улыбаться и относиться к носителю оного все так же ровно и доброжелательно.
При этом взаимодействие Федора с современным миром прекрасно обнажает все слабости этого современного мира. Вот, скажем, в Анапе сидит некий ребенок лет пяти в песочнице и подходит к нему Федор со всей своей жаждой общения "с детками" (по его терминологии — откуда он только взял это слово?). Сидит этот ребенок простых русских родителей из Ханты-Мансийска в песочнице и на реплику Федора: "Привет!" — молча бросает ему в глаза горсть песка. Федор, протерев глаза и снова улыбнувшись, бросает ребенку в ответ такую же горсть. Тут, конечно, уж скандал, прибегают какие-то бабушки-мамушки, начинают гнать пургу про обиженных и сирых. Впрочем, на вопрос простому русскому ребенку из Ханты-Мансийска и из песочницы, зачем он бросил горсть песка в глаза малознакомому человеку, тот дает вполне внятный ответ: "А че он подходит?" Для вас это что-то новое? Тогда мы идем к вам с полной пригоршней праха. Потому что это модус операнди целого социума. Однажды, когда журналист Василий Голованов значился среди моих друзей, он рассказывал историю своего прибытия в простой русский город на электричке. Через три минуты тут же на вокзале к нему подошли три незлобивых молодых человека и спросили по-доброму: "Ну что, приехал?" На что Вася по-доброму ответил: "Ага, приехал". "Ну тогда получи". И разбили ему лицо. "А че он здоровается?", "А че он улыбается?", "А че он?" и т. д. все чаще и чаще становятся достаточным поводом для агрессии. Я понимаю, что я старый перечник, но ни в 1960-е, ни в 1970-е такого не было. Более того, если внимательно посмотреть новостные каналы, то вы за советской риторикой последних дней обязательно услышите главное — "А че он?" Так что поведение "деток" (это, конечно, эвфемизм Федора, по моей версии — упырей) только продолжение общей культурной парадигмы (йес-с-с, я сказал это слово!). Дети тут ни при чем. В той же околодонецкой жизни — в Святогорском монастыре, где сейчас и отдыхает герой наших публикаций,— кроме историй про отнятые мячики, есть истории о том, как Федор ввязывается в плавательные соревнования со старшими мальчиками и те подают ему руку в критический момент. Дело в том, что, научившись плавать как рыба, тем не менее, Федор еще не научился распределять силы, и ему в конце одной из дистанций стало реально не по себе — силы-то кончились. И тут старший мальчик, с которым он по-рыбьи гонялся, подхватил его рукой и дал возможность финишировать в заплыве. Так, может быть, дело не в парадигме южных/северных славян, а просто в семейном воспитании? Кстати, о семейном воспитании. Думается, раз у Федора так хорошо с плаванием, надо его отдать приличному тренеру, чтобы он ему поставил руку или ногу или что они там в бассейнах ставят юным спортсменам. Потому что вода — это всегда хорошо. Как для нервных, так и для спокойных.
Тем временем Федором овладела идея составления карт кладов и ловушек. Он, кстати, всю свою агрессию по отношению к людям ему лично неприятным выражает именно тем, что говорит: "Вот когда я поставлю вот тут и вот тут свои ловушки, то эти мальчики попадутся". Его приходится приземлять, чтобы не фантазировал лишнего. Потому что мальчикам, если что, надо просто давать в лицо, и вымышленные ловушки тут ни при чем. Но он у нас такой романтик. Вчера он отправился в долгое путешествие по пещерам Святогорского монастыря, кстати отстояв очередь аж с девяти утра. Пещеры в белом камне — путешествие занимает целый час. Но Федор был героем и совсем не умотался. Или делал вид, что не умотался. Во всяком случае, он пропустил дневной сон под эту дудку и сразу приступил к составлению карты-схемы объединенных пещер Святогорского монастыря. На деле это выглядело так: гора, наверху он нарисовал монастырь, а в горе многочисленные ходы, где разместились сокровища для протагониста и ловушки для антагонистов. Получилось фантазийно, но довольно точно относительно монастыря. Сдается мне, что будет Федор сублимировать все свои переживания в какой-нибудь вид творчества. Я бы хотел, чтобы это была музыка. Но кто знает? Вот его родной дядя Данила, будучи судмедэкспертом, норовит прославиться на почве написания игр на местности (я их все время путаю — то ли Endeavour, то ли Escape). И что с этим делать? Значит ли это, что все социальные лифты в данном социуме закрыты, и человек себя не сможет реализовать (и заработать) по специальности? Черт его знает! Думается, когда Федор вырастет, ситуация с социальными лифтами окажется еще хуже, чем сейчас. Потому что дремучий вопрос "А че он?" — он только в первые несколько минут дает преимущество, а потом рано или поздно за него приходится расплачиваться юшкой из носа. Даже если его транслируют и рекламируют по телевизору в прайм-тайм по десять раз в неделю самые именитые политологи.