На встрече с западными политологами и журналистами премьер Владимир Путин вчера ответил на обвинения в "непропорциональном применении силы" в Грузии, а президент Южной Осетии Эдуард Кокойты сообщил, что его республика "безусловно, войдет в состав России". Ближе к вечеру господин Кокойты заявил, что был неправильно понят, но специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ считает, что никак иначе понять его было невозможно.
Члены Валдайского клуба, известные западные политологи и журналисты, рано утром собирались в конференц-зале гостиницы "Рэдиссон", чтобы увидеться для начала с президентами Абхазии и Южной Осетии. Но утром в кулуарах получалось обсудить только то, как хороши, как свежи были раки в Ростове-на-Дону накануне, куда нелегкая жизнь независимых политологов занесла всех этих людей по пути в Сочи.
Политологи, кроме того, успели залететь в Грозный к президенту Чечни Рамзану Кадырову, который обезоружил их (в прямом и переносном смысле слова). Им показали город Грозный и резиденцию президента Чечни. И то и другое произвело на них неизгладимое впечатление. Но говорили все-таки о раках.
Чтобы побеседовать с лидерами двух независимых республик, политологам надо было пройти через рамку металлоискателя. За два дня заседаний клуба они, по-моему, привыкли к этой процедуре, и думаю, им даже будет как-то не хватать ее на родине.
Через рамку прошла ухоженная дама в красном пиджаке.
— О, Элен приехала! — обрадовался политолог Андраник Мигранян, который, похоже, маялся, не зная, куда его отнесут как политолога — ближе к Западу или к Востоку (живет Андраник Мигранян сейчас в основном в Нью-Йорке, и это позволяет ему размышлять о своей самоидентификации).
— Элен Каррер д`Анкос — секретарь французской академии,— рассказал Андраник Мигранян.— Вроде такая приятная женщина непожилого возраста. А потом как начнет рассказывать, как она дружила с генералом де Голлем... Сразу начинаешь отдавать ей должное.
К нам подошел выдающийся американский политолог Николай Злобин, который принимает участие в форумах Валдайского клуба уже несколько лет и не пропустил, по-моему, ни одного. Это он год назад рассказывал мне в "Бочаровом ручье", как потребовал у Владимира Путина расписку, что тот не пойдет на третий президентский срок.
— Я был один,— сразу сообщил господин Злобин,— кто еще десять лет назад говорил на Западе про независимость Абхазии!
— А Южной Осетии? — спросил я.
— Нет, про нее не говорил,— засмеялся Николай Злобин.— И не говорю. Я все-таки американский политолог.
— А я еще раньше написал статью, которая называлась "Союз нерушимый", причем с вопросительным знаком в конце,— отозвался Андраник Мигранян.
Еще один политолог благополучно прошел через рамку.
— О,— обрадовался господин Злобин,— а он первый из нас два года назад задал Путину вопрос: "Вы уйдете или нет?" А Путин ему говорит: "А вы считаете, как надо сделать?" Он дар речи потерял!
— Кто? — удивился я.
Трудно представить господина Путина потерявшим дар речи. Он ведь не лишился этого дара, даже услышав про то, что должен дать расписку.
— Вот этот парень! — показал Николай Злобин на политолога лет шестидесяти пяти.— Да, такое шоу было...
— А сегодня будет? — осторожно спросил я.— Мы на вас очень рассчитываем.
— Да вопрос нужен,— откликнулся Николай Злобин.— Нужен очень хороший вопрос Путину! Вот у вас есть!
У меня был, но господин Мигранян справедливо заметил, что лучше каждый задаст свой вопрос сам. Впрочем, я был совершенно уверен, что господин Злобин справится со своей задачей и без посторонней помощи.
Тут настежь раскрылись входные двери, и к входу в конференц-зал подъехали два очень хороших немецких автомобиля с мигалками. Из одного вышел господин Багапш, из другого — сопровождающие его официальные лица из числа сотрудников Федеральной службы охраны.
С признанием независимости статус Сергея Багапша и Эдуарда Кокойты вырос по крайней мере на одну такую машину.
Господин Багапш в ответ на вопрос китайского политолога рассказал, что его республика ни у кого не просит помощи.
— Мы просим об одном: не мешайте нам жить и развиваться (к России это замечание, по всей вероятности, отношения не имело.— А. К.)!
Сергей Багапш говорил примерно то же, что и все последние дни (о его выступлении также на стр. 5), и странно было бы требовать от него чего-то иного. А политологи и не требовали.
Президент Южной Осетии Эдуард Кокойты тоже вел себя как обычно, но в такой аудитории это выглядело вызывающе.
Первый же политолог попросил его уточнить цифры осетинских потерь в ходе конфликта.
— Две тысячи? Тысяча семьсот? Триста человек? Мы слышим разные цифры...
— Это больше, чем тысяча шестьсот человек,— уверенно сказал Эдуард Кокойты.— Большая часть жертв — это беженцы, которые выезжали из Южной Осетии и попали под огонь грузинских танков и грузинской артиллерии. Многие похоронены на территории Северной Осетии, в разных местах...
То есть он давал понять, что цифру, которую он называет (через пару минут члены клуба услышали из его уст и более точную — 1631 человек), проверить не получится.
Корреспондент одной из американских газет спросил Эдуарда Кокойты, сколько пройдет времени, прежде чем Южная Осетия объединится с Северной. Господину Кокойты даже не пришло в голову уточнить, с чего журналист взял, что Северная Осетия непременно объединится с Южной.
— Безусловно,— заявил он,— для нас воссоединение Северной и Южной Осетии означает восстановление исторической справедливости. Да, это необходимый этап, который мы должны пройти. Южная Осетия будет в составе России!
Потом он рассказал, что, оказывается, кто-то уже предлагал Северной Осетии выйти из состава РФ и объединиться с Южной Осетией в независимую республику.
— Нам обещали признание даже раньше, чем Косову! — воскликнул он.
Стало примерно понятно, кто обещал: те, кто и признавал Косово. Как-то все эти люди вышли на Эдуарда Кокойты со своими предложениями.
— Да, мы, конечно, войдем в состав РФ,— повторил он.
Казалось, президент Южной Осетии совершенно не думает о том, кто сидит перед ним. То ли он не хотел, то ли не умел об этом думать. Он не делал никаких скидок для этих людей.
— Как бы ни отнекивались в вашингтонском обкоме партии,— с удовольствием повторил он выражение, которое давно полюбилось в российских чиновничьих кабинетах и коридорах, сидя перед политиками и журналистами, давно и бесповоротно окопавшимися в этом обкоме,— а американские инструкторы работали с грузинской армией!
Эдуард Кокойты не думал, кажется, вообще о том, что говорил сейчас не в этих кремлевских кабинетах, а там, где слушатели могут и не оказаться такими благодарными. Они, например, могут вообразить, что господин Кокойты выдал сейчас главную государственную тайну Российской Федерации в этой войне: что пройдет несколько лет, и Южная Осетия и правда попросится в состав России — и войдет, и что ему уже кто-нибудь что-нибудь в этом роде пообещал.
И что тогда сразу окажется, что признание независимости Южной Осетии — это и есть аннексия, и что по-другому его слова никто понимать уже не захочет и будет иметь на это полное право.
Обо всем этом совершенно не думал, по-моему, Эдуард Кокойты. Ему было просто не до этого. Он торопился высказаться. И не было силы, способной помешать ему расставить все точки.
Но тут вдруг оказалось, что он не утратил чувства меры и помнит, кто все эти люди:
— Как бы вы их (грузинских военных.— "Ъ") ни готовили,— обратился он к членам клуба напрямую,— как бы ни одевали их, ни переодевали и ни перевооружали, они никчемны, потому что позорно бежали! А о мужских качествах этого человека (господина Саакашвили.— А. К.) я вообще не говорю, потому что их нет!
Господин Кокойты как будто стремился сделать все от него зависящее, чтобы все, что мог бы произнести через два часа на встрече с членами клуба Владимир Путин, показалось бы им актом миролюбия и смиренности.
Однако то, что он сказал, никому, думаю, всем этим не показалось. Владимира Путина вывел из себя первый же вопрос. Он в принципе мог стать и последним. До этого премьер сказал, что позиция его будет честной, открытой и прямой. Но я даже не предполагал, что настолько.
Политолог Джонатан Стил спросил его о непропорциональном применении силы в Южной Осетии, о том, зачем российские бомбардировщики разбомбили Гори и Поти. Господин Стил выступал долго. Но, кажется, что именно это словосочетание — непропорциональное применение силы — просто вывело из себя Владимира Путина.
— Меня вопрос ваш не удивляет,— сказал он. — Меня удивляет другое: насколько же мощной является пропагандистская машина так называемого Запада! Это потрясающе! Удивительно просто! Это ни в какие ворота не лезет! И тем не менее пролезло в эти ворота! Потрясающе! Да, я знаю, люди внушаемы, кроме того, рядовой человек не следит внимательно за ходом развития событий... Ему легко навязать точку зрения... Но я не верю, что люди, сидящие в этом зале, не знают реалий, не знают, как разворачивались события... А они разворачивались так: грузинские вооруженные силы начали операцию по наведению, как они выразились, конституционного порядка...
Он подробно, подробнее, чем господин Кокойты, пересказывал хронологию событий, и я был поражен, с какой скоростью ему кивает не на шутку, похоже, перепуганный господин Стил. Он сидел напротив Владимира Путина, стол был выставлен внушительным овалом, и дотянуться до господина Стила российский премьер явно не смог был. И все равно, мне казалось, Джонатан Стил все время думал об этом.
— Я вас поздравляю! — продолжал премьер.— Тех, кто этим занимается! Замечательная работа! Но результат плохой! И так всегда будет, когда политика аморальная! Аморальная политика всегда вдолгую проигрывает!
Оператор шепнул стоявшему рядом с ним телекорреспонденту: "3.54!" Это означало, что эту цитату потом легко будет найти по хронометражу: она произнесена на исходе четвертой минуты выступления Владимира Путина. Одной такой яркой цитаты хватило бы на весь сюжет.
— Что ж, надо было утереть кровавые сопли и склонить голову? — переспросил господин Путина господина Стила.
Тот категорически отрицательно покачал головой: нет, не надо было.
— 4.30,— шепнул телеоператор, и корреспондент записал.
— Да, мы вышли за пределы Южной Осетии, потому что там была военная инфраструктура,— продолжил господин Путин.— А что, вы хотели, чтобы мы перочинным ножичком там размахивали?
— 4.52...
— Мы что, из рогатки должны были там стрелять?!
— 5.05!
— Они должны были понимать, что получат по морде!
— 5.07...
— Значит, военную сторону я объяснил. Теперь так,— говорил премьер в тишине, которая казалась даже неприличной.— С чего началась Вторая мировая война?.. Чем продолжилась?.. Что, надо было остановиться на наших границах?! А что, остановились бы, постреляли бы оттуда...
После всего этого Владимир Путин вдруг произнес:
— Так давайте же договариваться!
Политологи начали переглядываться. Они, кажется, маленько запутались.
Владимир Путин предложил тем временем экскурс в историю признания независимости Косова ("Мы это проглотили!.." — "11.03!").
— Вот поэтому-то президент России Дмитрий Медведев и предложил мирные принципы решения конфликта,— с удовлетворением закончил господин Путин, и члены клуба еще несколько секунд глядели на него с каким-то недоумением, словно пытаясь понять, что он имеет в виду.
Тем временем стало известно, что господин Кокойты уже дезавуировал собственное заявление насчет неизбежности объединения двух Осетий в одну. Он сказал, что его неправильно поняли и что он совершенно не это имел в виду.
Ему, по всей вероятности, помогли осознать его ошибку (сам он вряд ли был в состоянии это сделать). Между тем неправильно понять его слова: "Да, безусловно, мы войдем в состав России!" — было трудно, почти невозможно. Но некоторым СМИ к концу вчерашнего дня это все-таки удалось.
Встреча Владимира Путина и членов Валдайского клуба продолжалась около трех часов. Господин Путин рассказал не так уж мало интересного.
Так, он поделился информацией о том, что когда был в Китае, то встречался с руководством этой страны и сказал, что хорошо знает о проблемах Китая с Тайванем и о других такого рода проблемах и поэтому сразу хочет снять с китайского руководства бремя думать о признании независимости Абхазии и Южной Осетии.
Кроме того, что Владимир Путин действительно снял с китайцев это бремя, чтобы, видимо, прежде всего не ссориться с этой страной, он невольно дал понять, что думал о признании независимости уже 8 августа, в день начала военных действий.
Владимир Путин не в первый раз защитил президента США Джорджа Буша, несмотря на все, что происходило и происходит между Россией и США начиная 8 августа:
— Я отношусь к Бушу лучше, чем многие американцы.
На вопрос, как бы он отреагировал, если бы появились условия для ликвидации целого класса ядерного оружия, например наземного, Владимир Путин неожиданно заявил, что если бы ему сказали об этом еще два-три года назад, он бы честно признался, что не верит в это, а сейчас скажет вот что: он полагает, что мир может полностью отказаться от ядерного оружия, но это вряд ли тот случай, когда все участники такой истории сразу согласятся, что лучше всего начать с себя. Между тем именно это заявление произвело на членов клуба самое сильное впечатление, даже по сравнению с тем, что Владимир Путин говорил в самом начале в связи с Южной Осетией и Абхазией.
По поводу своих отношений с Дмитрием Медведевым Владимир Путин сказал, что тот верховный главнокомандующий и без его решения не двинется ни один танк и ни один солдат. При этом господин Путин настаивал, что Дмитрий Медведев абсолютно самостоятелен во всех своих решениях.
— А сколько вы проработаете премьер-министром? — спросил его Николай Злобин, который так долго думал над своим хорошим вопросом.
— Сколько Бог даст,— ответил ему Владимир Путин, поняв, видимо, что без посторонней помощи он с ответом на этот вопрос не справится.