В лондонской галерее Serpentine в Кенсингтонском саду, неподалеку от знаменитого памятника принцу Альберту, открыта выставка произведений Ман Рэя. О ней рассказывает корреспондент BBC АЛЕКСАНДР РАППОПОРТ.
Ман Рэй. Тем, кто впервые слышит это имя, нелегко объяснить, кем он был, ибо Ман Рэй занимался многими видами творчества. Пожалуй, больше всего он известен как фотограф, хотя ему принадлежит немало живописных полотен, часть которых выставлена в центральном зале галереи Serpentine. Кроме того, он снял несколько фильмов и создавал объекты — как теперь сказали бы, артефакты. Самый известный среди них — утюг с приклеенными к нему гвоздями. Называется этот артефакт по-французски cadeau, то есть подарок. Но Ман Рэй не француз, хотя многие годы и жил в Париже. Родители его — евреи, эмигранты из России, детство прошло в Бруклине. Тогда звали его еще не Ман Рэем, а Эммануилом Радницким. Псевдоним можно перевести: Man Ray — "человек-луч".
Быть может, уже поэтому принято считать, что Ман Рэй — загадочный художник, хотя в самом его творчестве особых тайн нет. Он изобрел особый вид фотографии, названный в соответствии с его псевдонимом "рэйограмма". Это отпечатки разных предметов, положенных прямо на фотобумагу и освещенных сверху. Порой рэйограммы давали интересный графический эффект, образуя странные серебристые сочетания света и тени. Поскольку не всегда ясно, что изображено на рэйограммах, критики и их считают загадочными.
Таинственность, однако, была общей чертой художественного круга европейских дадаистов и сюрреалистов, к которым примкнул Ман Рэй. Они любили разного рода ребусы, розыгрыши и мистификации. Ман Рэй не отличался изобретательностью Пикабиа и Магритта, но старался не отставать от друзей и создал не только парадоксальный утюг, но и метроном, к стрелке которого прикреплено изображение глаза, принадлежащего, кстати сказать, одной из его любимых моделей и учениц, фотографу Лии Миллер. Интерпретации этого предмета многочисленны, но неубедительны. Называется он "Объект разрушения".
Так уж случилось, что даже вполне понятные склонности Ман Рэя стали восприниматься как нечто особенное. К числу этих свойств относилось его исключительное жизнелюбие. По собственному признанию, еще в юности, живя в Нью-Йорке, он записался на курсы рисования прежде всего для того, чтобы иметь возможность разглядывать женщин. Он без устали их фотографировал. Чаще всего — обнаженных. Эти фотографии весьма поэтичны. По свидетельству завистливых друзей, Ман Рэй редко ограничивался только фотографированием своих моделей. В этом, право же, тоже нет ничего таинственного. Известно также, что одна из самых хорошеньких его моделей Жаклин Годдар устояла против уговоров художника. Этому событию биографы и историки искусства уделяют так много места, что ощущение некоторой загадочности личности Ман Рэя все же возникает.
Живопись Ман Рэя, дружившего почти со всеми великими художниками начала XX века, является скорее отсветом их творчества. Хотя он и имел некоторое дарование, живопись оставалась для него скорее любительским занятием. По-любительски смотрятся и снятые Ман Рэем киноленты, в которых исследуются разные возможности оптического языка кино.
Дружба с известнейшим нью-йоркским фотографом Альфредом Штиглицем, оказавшим покровительство молодому художнику, многое дала Ман Рэю, хотя их творческие манеры совершенно различны. Штиглиц был поэтом-реалистом, которого интересовал окружающий мир, его сложность и случайность. Интерес Ман Рэя, как правило, сводился к исследованию формы. Его фотографии почти всегда строятся на приеме отстранения: реальный предмет превращается в странную, незнакомую вещь, внимание сосредоточивается на его поверхности, пластике и форме. У Ман Рэя, как и у других художников-авангардистов, интерес к форме имел самодовлеющее значение, и в этом отношении его искусство крайне показательно для того времени. Художники тогда как бы заново открывали для себя и для зрителя видимый и ощущаемый мир, вглядываясь в обычные предметы и неожиданно обнаруживая их форму и смысл существующими не слитно, как то привык видеть и переживать обычный человек, а раздельно. Это-то, пожалуй, и было основой их парадоксального видения. Но, разделив форму и значение вещей, они не смогли и не захотели вновь соединить их. Мир стал в их восприятии и переживании чем-то непонятным и незавершенным.
Ман Рэй был одним из первых художников-фотографов, занявшихся съемками моделей одежды. И принадлежность его к рождавшемуся тогда миру индустриальной моды кажется абсолютно органичной. Мода спасала человека, уставшего от загадок, поскольку отвлекала от вопроса "что это?" и заменяла его вопросом "как это выглядит"?".
Правда, утрачивая социальный смысл, мир сохранял еще уважение к личности. Художники, то ли расколдовавшие, то ли, наоборот, заколдовавшие реальность, образовывали нечто вроде ордена посвященных. Ман Рэй, пользуясь свой дружбой почти со всеми, кто входил в это братство, оставил нам портретную галерею интереснейших лиц. Тут Марсель Дюшан и Сергей Эйзенштейн, Пабло Пикассо и Тристан Тцара, Анри Матисс и Гертруда Стайн, Антонен Арто и Жан Кокто. Лица этих людей в отличие от метронома или утюга не столько таинственны, сколько значительны. И это весьма удивительно, потому что значение и смысл той работы, которую они вели и вкусом к которой заразили молодого американца, проведшего большую часть жизни в Париже, мы так до сих пор до конца и не понимаем. Едва ли понимал его и сам Ман Рэй.