Премьера / кино
Комедия "Сводные братья" (Step Brothers), спродюсированная специалистом по великовозрастным девственникам Джаддом Апатовым, предлагает в качестве модели для подражания специфическую разновидность нонконформизма. Она заключается в том, чтобы законсервироваться в своем умственном и социальном развитии на той возрастной стадии, когда тебе было максимально комфортно. Зависть к 40-летним героям, которым это блестяще удалось, испытала ЛИДИЯ МАСЛОВА.
"Сводные братья", как и многие демонстративно тупые комедии, легко интерпретируется как фига в кармане — завуалированная социальная сатира, которая под видом невинного юмористического рассказа о каких-то безобидных чудаках на самом деле вписывает между строк симпатическими чернилами диагноз очумевшему от сознания собственного совершенства американскому обществу. Издевательство начинается еще раньше, чем сам фильм, когда на экране возникает эпиграф: "Семья — это то место, где наша нация находит надежду, где у мечты вырастают крылья. Джордж Буш". Вывешена эта крылатая фраза как будто только для того, чтобы усомниться в умственных способностях ее автора, точнее, в том, что он взрослый и здравомыслящий (что чаще всего означает циничный) человек. Как недвусмысленно намекают авторы, их президент такой же прекраснодушный "кидалт", то есть невзрослеющее дитя, как и герои фильма, и то, что он изрекает, не бред сивой кобылы, а детский лепет существа, еще не различающего добро и зло.
Откуда берутся такие ангельские создания и что надо сделать, чтобы в одно из них превратиться, в "Сводных братьях", к сожалению, не сообщается. Возможно, надо больше есть разогретых в микроволновке начос и чаще смотреть телевизор, как это делают герои Уилла Фаррелла и Джона С. Райли в начале фильма, провожая на работу один — отца, другой — мать пенсионного возраста. Родители, однако, как и дети, ведут себя не совсем по годам в традиционном представлении: вот благообразный доктор (Ричард Дженкинс) читает какую-то лекцию и начинает путать слова, оттого что не может оторвать глаз от сидящей в зале его ровесницы (Мэри Стинберген). В следующей сцене они уже срывают с себя одежду в гостиничном номере, попутно скороговоркой выясняя, что их так стремительно потянуло друг к другу неспроста. Их роднит одно общее обстоятельство жизни, довольно редкое, если не сказать уникальное: каждый из них живет с 40-летним сыном-тунеядцем. Насколько прелестны и интеллигентны опрятные моложавые старички-родители, настолько чудовищны их дети, которые непонятно как могли родиться у этих людей, и еще более непонятно, как могли у них вырасти такими дегенератами.
Объяснений, впрочем, эта ситуация и не требует, поскольку является достаточно распространенной в повседневной жизни. Авторам остается лишь немного сгустить краски до полного гротеска: поселив двух сводных братьев после свадьбы родителей в одной детской, они заставляют их прибегать к самым физиологичным проявлениям взаимной неприязни и к самым безобразным выходкам по отношению к родителям, стоически настроенным стерпеть решительно все.
Но что такое настоящее безобразие, становится понятно, когда в гости к нестандартной семье приезжает младший брат одного из сводных братьев (Адам Скотт, отчетливо смахивающий на Тома Круза) — успешный альфа-самец, постоянно рекламирующий собственные достижения, начиная с отполированного до глянца брюшного пресса и заканчивая годовым заработком. Увидев его, сводные братья получают первое представление о том, что есть зло, и, соответственно, о том, что есть добро (дать альфа-самцу по морде), объединяются на почве ненависти к противному родственнику и предпринимают неуклюжие попытки повзрослеть, кончающиеся триумфом инфантильности. Делается это авторами с целью положить на одну чашу весов социальную успешность, а на другую, которая бы в итоге радостно перевесила,— принципиальный отказ от успехов и желание жить даже не в башне из слоновой кости, на которую сначала нужно заработать, а в пластмассовой люльке с погремушками. Однако если продолжить идею симметрии, заданную уже самим внешним обликом удивительно похожих сводных братьев, эти воображаемые весы стоят неподвижно, потому что на обеих чашах оказывается одинаковая пустота.