Книги с Анной Наринской

Иегошуа

Иегошуа 72 года, он происходит из старого сефардского рода, он очень известен в Израиле и довольно известен на Западе. В середине 80-х один из наиболее влиятельных американских интеллектуалов Харолд Блум с высокой трибуны The New York Times назвал Иегошуа израильским Фолкнером. Для Блума, который неоднократно называл роман Фолкнера "Когда я умирала" одним из лучших текстов, написанных в XX веке, такая похвала — заявление ответственное. И он от него, надо сказать, не отказался, упомянув Иегошуа уже в 90-х в своем ставшем теперь классическим, хоть и вызывающем споры, труде "Западный канон".

Иегошуа действительно писатель вполне западный, его проза практически не имеет привкуса восточности и колониальности, свойственного многим авторам, пишущим на иврите. Но дело тут, конечно, не только и не столько в стилистике — книги Иегошуа, особенно всячески премированный и почему-то до сих пор не переведенный на русский "Господин Мэни", четко вписываются в тот самый западный канон, центром которого является гуманистический роман.

В вышедшем в Израиле в 2004 году романе "Смерть и возвращение Юлии Рогаевой" Иегошуа даже более отчетливо, чем это сегодня принято, признается в приверженности гуманистическим ценностям. (Кстати, на иврите этот роман вышел под двуплановым названием "Миссия начальника отдела человеческих ресурсов".) Меньше чем за 350 страниц писатель на месте, удобренном кровью и грязью, выращивает чудо любви.

Сюжет таков: от теракта на иерусалимском рынке погибает женщина, ее тело несколько дней лежит в морге никому не нужное, а потом по найденной в ее сумочке квитанции в ней опознают работницу одной из самых больших хлебопекарен в Иерусалиме. Местная газета печатает текст, незатейливо озаглавленный "Чудовищная бесчеловечность наших ведущих производителей и поставщиков хлеба". В нем известный своей ядовитостью журналист отмечает, что никто из коллег не только ни разу не поинтересовался судьбой несчастной, но "даже и теперь, после смерти, она по-прежнему остается анонимной жертвой террора, меж тем как хозяева пекарни продолжают бессердечно игнорировать ее судьбу и не торопятся проявить заботу о погребении". Владелец хлебного производства, поднявшегося во многом на армейских заказах, упрямый и жесткий Старик вызывает к себе Кадровика (того самого "ответственного за человеческие ресурсы") и требует "искупления греха". Сам Старик согласен принести извинения, но заняться "искуплением" в практическом смысле — доставить тело на родину погибшей и заплатить компенсацию ее родственникам — должен именно Кадровик.

В этой книге вообще никто, кроме мертвой Юлии Рогаевой, имени не имеет. Все остальные зовутся согласно должностям (вроде Кадровика и Журналиста) или еще какими-нибудь условными обозначениями (вроде Старика). Это удобно — так читатель уже на первых страницах может понять, что перед ним притча, и отложить книгу, если такой тип литературы ему не мил. Текст Иегошуа действительно притча, что, впрочем, не значит, что ее герои не имеют характеров, а сюжет служит лишь обрамлением назидательных соображений. Совсем нет: главный герой, ответственный за ресурсы Кадровик, являет собой такой трогательный образ брутального и будто бы сильного мужчины, живущего с твердой и болезненной уверенностью, что все, что он делает, неправильно, не нужно и некстати, что он вполне пришелся бы к месту в каком-нибудь большом американском романе, например, Филипа Рота. А страшный понос, который настигает его в какой-то забытой богом сибирской военной части,— это, конечно, и Катарсис, и Мистическое очищение, но в то же время жесткий натурализм в духе Генри Миллера.

Все это, конечно, не значит, что роман Иегошуа обязан всем понравиться. В нем имеется лишняя сентиментальность, лишняя простота, лишняя сложность и лишняя мудрость. Из него нельзя узнать никаких живых подробностей про Израиль, а некоторые подробности про родину Юлии Рогаевой — это, конечно, Россия — вроде "домашнего вина", которое герой пьет в сибирском городе, выглядят смехотворно. Но у этого текста есть редкое качество, которое не задеть ну никак не может.

"Смерть и возвращение Юлии Рогаевой" — книга патриотическая. Книга открыто патриотическая и не стыдно патриотическая. Когда Иегошуа пишет о "далекой от еврейства Юлии Рогаевой", которая выбрала Иерусалим, "потому что он принадлежит всем", когда его герой говорит о том, что хочет "поддержать и укрепить наш Иерусалим, которому, видит Бог, нужна частица веры в будущее", в этом нет никакой позы, а есть много боли и радости. Слова "наш Иерусалим" для Иегошуа наполнены конкретным современным смыслом, хотя нам они кажутся архаическими, прямо-таки библейскими. Как, в общем, и главная коллизия книги — вопрос о том, где человек должен быть похоронен. Все-таки Иегошуа, несмотря на всю его "западность", писатель слишком израильский, не испорченный европейским хорошим вкусом. Так что он может, во-первых, иметь такие чувства, а во-вторых, не скрывать их.

Гордон Рамси

Гордон Рамси (на русский его переводили и как Рамзи, и как Рамсей) — великий британский шеф-повар, владелец собственной ресторанной империи, в общей сложности завоевавшей 12 мишленовских звезд. В его ресторанах такая давка, что даже Мадонне не всегда удается получить столик. Рамси — из нового поколения демократических шеф-поваров: он красавчик, сердцеед, бывший футболист, ведущий не одного телевизионного шоу, самое знаменитое из которых, Ramsay`s Kitchen Nightmares, вот уже пятый год транслируется в Великобритании с неизменно высокими рейтингами, и любитель ненормативной лексики, так щедро пересыпающий свою речь словом fuck, что в пуританской американской версии от его передач остаются сплошные "бипы". Еще он автор 14 книг, 12 из них — про кулинарию, 2 — автобиографии. В книге "Адская кухня" ("Humble Pie") 2006 года Рамси рассказал историю своего успеха: как мальчик из бедной шотландской семьи стал самым знаменитым шеф-поваром Великобритании.

Хотя идиомы про "пирог унижений" в русском языке не существует, название, конечно, стоило бы перевести как-нибудь иначе: к кухне биография Рамси имеет мало отношения. Тем, кто надеялся почитать про "то самое знаменитое крем-брюле с зеленым яблоком" и о том, за что кроме упорного труда даются мишленовские звезды, ловить здесь нечего, потому что, по мнению Рамси, мишленовские звезды даются только унижением и трудом. Жизненный путь шеф-повара получается похож на историю Оливера Твиста: сначала тебя бесконечно бьют другие шеф-повара, а потом ты открываешь собственный ресторан. Про "бьют" — не метафора. Самое увлекательное в ученичестве Рамси — это то, чем зашвырнет в него очередной кулинарный учитель: вегетарианским террином или кастрюлей с соусом? Про то и книжка: каким бы современным ни выглядел ресторан, поваров на кухне били, бьют и будут бить. Не верите — загляните в Youtube: первые десять роликов на запрос Ramsey — те, где знаменитый повар разносит своих подчиненных. И в этом, судя по всему, вся суть haute cuisine.

Том Стоппард

Том Стоппард (настоящее имя Томас Штраусслер) родился в Чехословакии в 1937 году, с 1946-го живет в Англии, с середины 60-х пишет пьесы и считается, пожалуй, самым известным живым драматургом в мире. В 1990 году авторская, сегодня уже культовая киноверсия самой известной драмы Стоппарда "Розенкранц и Гильденстерн мертвы" с Тимом Ротом и Гари Олдменом в главных ролях получила венецианского "Золотого льва", в 2000-м королева Великобритании пожаловала ему орден "За заслуги", сделав драматурга британским сэром, с 2002 года его монументальная трехтомная драма "Берег утопии" о русских революционных мыслителях XIX века идет во всем мире с неизменными аншлагами. Видимо, именно аншлаги побудили издателей перевести на русский единственную неудачную книгу Стоппарда — его первый и последний роман "Лорд Малквист и Мистер Мун".

Это не приятное и не простое чтение. Проблемы начинаются уже с попытки посчитать действующих лиц. Есть двое главных: лорд Малквист, девятый лорд, подлинный лондонский денди, и мистер Мун, биограф, которому Малквист надиктовывает свои великие мысли: "Я остров, мистер Мун, и когда звонит колокол, он звонит по мне". Есть жена мистера Муна, красотка и нимфоманка Джейн, два ковбоя, лев и Воскресший Христос на осле. Еще в романе присутствуют похороны Уинстона Черчилля в Лондоне и готовая взорваться бомба. Логично было бы подозревать драматурга, неумело заступившего на поле прозы, в излишней театральности, но роман похож не на пьесу, а на кинофильм, гигантский коллаж из 1966 года, когда основную массу экранного времени и места занимали вот такие львы, кинодивы, лорды и ковбои. Единственный нормальный человек здесь — сам мистер Мун, и единственное решение, которое он может принять,— это побег, который, конечно, невозможен. Роман, кстати, написан одновременно с "Розенкранц и Гильденстерн мертвы", и хотя никакого сравнения с этой прекрасной пьесой роман не заслуживает, фабула у них одна: маленький человек попадает в кино или в чужую пьесу, и выбраться оттуда ему не по силам.