Дело о похищении Ганимеда

В Эрмитаже выставили один-единственный античный рельеф "Ганимед с орлом". Во взаимоотношениях орла, Ганимеда и Эрмитажа разбиралась АННА МАТВЕЕВА.

       Размер все же не имеет значения. Ни в любви, ни в музейной практике. Выставка "Ганимед с орлом", открывшаяся в Ротонде — маленьком круглом зале в самом сердце Эрмитажа — подтверждает эту нехитрую истину, по крайней мере по части музейной практики. При скромных размерах (всего-то один зал, в котором разместился десяток витрин с античными экспонатами) и более чем скромном поводе (один-единственный древнеримский рельеф, пусть и выдающийся) выставка впечатляет гораздо больше, чем многие музейные блокбастеры. Лишенная хитов и шедевров, она — прекрасный образец чисто музейной мысли, и в ней есть то, чего не хватает многим гораздо более громким выставкам: понимания выставки как выставочного жанра, а не просто как свалки произведений искусства, пусть даже хороших, очень хороших или великих. Кураторам выставки удалось взять один маленький римский рельеф за точку отсчета, и из этой точки развернуть целую историю.
       "Ганимед с орлом" — рельеф известный, но для Эрмитажа он далеко не новость. Постоянный житель "коридора рельефов" на первом этаже Зимнего дворца, он до поры до времени не привлекал пристального внимания искусствоведов. На мраморном прямоугольнике высечена сценка: кудрявый полуобнаженный юноша держит в руках чашу, а над юношей и чашей склонилась огромная — больше юноши — хищная птица со страшными в своей реалистичности когтистыми лапами и крючковатым клювом. Юноша, однако, пернатого чудовища не боится. По легенде, юный пастух Ганимед был невероятно красив. Влюбившийся в него глава греческого пантеона громовержец Зевс превратился в орла, слетел с Олимпа в долину, где красавец пастушок пас своих овец, похитил Ганимеда и унес его в обитель богов — на Олимп, где тот стал виночерпием, вечно разливает сладкий нектар и подносит эллинским богам амброзию. Созвездие Водолея на небе — это как раз Ганимед и есть. Красивый миф дал рождение этой картине-рельефу I в. до н. э., но заслуга кураторов в том, что они на самом мифе не остановились. Вокруг "Ганимеда с орлом", как круги по воде, расходятся сюжетные линии выставки. Их много. Рельеф — виновник торжества — окружают витрины с разнообразными греческими вазами, сосудами из стекла и бронзы, резными перстнями, камеями, прочей греческой и римской пластикой. В росписи краснофигурных ваз нашли отражение не только любовные перипетии, но и воинственные сюжеты вроде противостояния Ореста и Эгисфа, спора Эгея и Тезея, — но и такие не лежащие на поверхности вопросы, как соотношение симметрии и асимметрии, фрагмента и целостности, одно- и многофигурной композиции в античной эстетике. А она, заметим, мать всей европейской эстетики вообще. То есть выставка при всей своей камерности закапывается в глубинные и ключевые для нашей культуры вопросы. Редко кто из музейных кураторов в России имеет возможность и дает себе труд зарыться так глубоко в истоки, — а делать это, отталкиваясь от такого скромного материала и в рамках такой маленькой выставки, есть и вовсе виртуозность, высший пилотаж музейного дела.
       Смущает лишь то, как выставлен сам "Ганимед с орлом". Мраморный рельеф окружен какими-то декоративными античными капительками на кокетливо разнокалиберных подиумах. Вся эта, простите, композиция украшена цветочками и в целом выглядит как пластмассовое украшение какого-нибудь кафе средней руки. На фоне академично-строгой выставки эта декорация, которая является одновременно смысловым центром всей экспозиции, смотрится странно. Впрочем, за изящество замысла всего остального этот небольшой промах можно простить. К тому же он определенно делает Ганимеда ближе к народу.