Предложение, мягко говоря, было неожиданным. Развитие событий стремительным. Я еще думал над этим предложением. Мне еще казалось, я должен хорошо подумать. Не пострадает ли, например, моя репутация независимого журналиста. Еще о чем-нибудь надо было обязательно подумать. Я точно не знал, о чем, конечно, но подумать надо было обязательно. Взвесить все, что ли.
А пока я взвешивал, нам предложили зайти в Кремль и познакомиться с героем. В этом не было ничего невозможного. Ну, зашел и вышел (правда, потом оказалось, конечно, что зайти-то гораздо легче, чем выйти).
По дороге я думал о том, что сотни, тысячи, наверное, журналистов стоят сейчас в очереди с заявками на интервью, которые этот человек никому не дает, а я все о чем-то думаю. И когда я входил в Спасские ворота, я, по-моему, обо всем уже подумал.
Наталья Тимакова и Наталья Геворкян, кажется, тоже. Иначе первая же встреча не превратилась бы в первое длинное, на три часа интервью. Собеседник был технологичный. Приняв решение рассказать о себе людям перед выборами, он это и делал. Пока что людей было трое.
Причем он делал это иногда с пугающей просто откровенностью. Мне до сих пор кажется, что я бы на его месте про свою жизнь многих вещей из тех, которые он рассказал нам, рассказывать бы никому не стал.
Но он, кажется, быстро увлекся. У него были предвыборные поездки, он приезжал к нам каждый раз очень поздно, и каждый раз мы говорили по нескольку часов. Если бы он сам не хотел этого, ничего такого не происходило бы.
Причем это ведь были не очень приятные разговоры для него. Почти каждый начинался с вопроса: "Когда вы освободите Андрея Бабицкого?!" Был такой журналист, которого при странных обстоятельствах взяли в плен какие-то люди в Чечне, и складывалось такое впечатление, что Владимир Путин может на этих людей повлиять.
И он отвечал на все эти вопросы или уходил от них, защищался, потом начинал атаковать. В общем, если кто-то из нас скажет, что все это было очень скучно, не верьте нам.
Книга, сделанная в стиле вопросов и ответов, была начата и закончена за две с небольшим недели. А ведь мы еще встречались с его женой, с его друзьями, ездили в Петербург. Потом мы дали господину Путину почитать ее.
И он с головой ушел в чтение. По-моему, он сам не ожидал такого эффекта. Зависала ли у него рука над каким-то абзацем? Уверен, что да. Странно, что в результате он не только не сократил, а еще и начал дописывать рукопись на полях. Дописывал и дописывал. То есть он еще и не высказался до конца, а хотел.
Мы, правда, сами убрали одну главу. Она показалась какой-то неубедительной. Он не спорил. Мне казалось, он и не сокращает ничего еще и потому, что ведь он это сказал, и мы это слышали, и вычеркнуть что-то значило отказаться от своих слов, которые мы слышали.
Эта рукопись — у меня. Ее вообще-то надо было сдать в президентский архив. И лежала бы она под грифом "Совершенно секретно" в надежном месте до надежного времени. Но я, когда все уже было кончено, и книга, которую я до сих пор с некоторым удивлением и даже с какой-то оторопью читаю и думаю: "Неужели это мы сделали тогда, и так быстро?" — так вот, когда книга эта была уже в типографии, я показал Владимиру Путину рукопись и сказал, что хотелось бы оставить ее у себя.
— Зачем вам? — спросил он.
— Лет через 20 продам на аукционе Sotheby`s, — сказал я и не удержался. — Если она, конечно, еще будет что-нибудь стоить.
Пока что, по моим подсчетам, дорожает.
Наталья Геворкян, Андрей Колесников, Наталья Тимакова
От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным
М.: Вагриус