Премьера
Антиутопия "Новая земля", участвовавшая в конкурсе Открытого российского кинофестиваля, рассказывает о том, что будет через каких-то несколько лет, если во всем мире отменить смертную казнь, а осужденных на нее отправить самостоятельно обустраивать свой быт в местах достаточно отдаленных. Авторы картины вполне аргументированно доказывают, что люди неизбежно начнут есть друг друга, но результат этого социально-психологического киноэксперимента ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА нашла довольно предсказуемым.
В "Новой земле" дело, конечно, не в результате и оргвыводе (то, что люди по сути своей звери, более или менее общеизвестно), а в том, получится ли извечный процесс поедания людьми друг друга увлекательным и сумеет ли режиссер Александр Мельник придать ему оригинальные черты. Во многом это удалось, несмотря даже на то, что сценарист Ариф Алиев известен склонностью к лежащим на поверхности драматургическим ходам. "Новая земля" хоть сильно вглубь человеческой души и не забирается, тем не менее на поверхностном уровне оказывается вполне занятна как бытовой очерк мужских нравов, изуродованных антигуманными правилами предложенной игры.
Основное правило игры, в которую вовлечены персонажи "Новой земли", заключается в том, что они не могут покинуть остров, фактически заменяющий им ад, куда они по всем понятиям должны были бы попасть после смертной казни. Главный герой (Константин Лавроненко) только в таких загробных категориях и рассматривает свое нынешнее местонахождение, оперируя еще и термином "третий участок", обозначающим некий аналог чистилища на земле. У других заключенных, оказавшихся вместе с ним на необитаемом острове в рамках гуманитарного проекта "Новая земля", имеются еще более конкретные планы устройства своей жизни после смерти. Молодой персонаж Андрея Феськова, например, не скрывает своего желания устроиться в ад на должность криэйтора пыток, которые самим чертям придумывать лень: "Сегодня раскаленный лом в жопу, завтра клизма с серной кислотой — нужен постоянный креатив".
Однако на экране пограничное существование героев "Новой земли" между отменившейся смертью и законченной жизнью особенной креативностью не отмечено. С монотонностью предстоящего им хождения по мукам контрастирует радужная подборка зековских фантазий, которые в начале гражданин начальник провоцирует бестактным и неуместным вопросом: "О чем вы мечтаете больше всего?" Кто-то хочет всего лишь увидеть море, "чтобы водорослями воняло и соль на зубах". Толстый китаец мечтает, чтобы началась большая война с китайцами и начальника убили, а его нет. Кто-то сам не прочь стать начальником тюрьмы. Кто-то спит и видит, как международная космическая станция упадет на тюрьму, а его одного откопают из-под развалин и помилуют, а самый находчивый хочет, чтобы его продали в Америку на органы, дали пожить год как в сказке, а потом все вырезали и маме сто тысяч перечислили.
На эти рассказы потрачено достаточно времени, чтобы зритель расценивал их как индивидуальное знакомство с персонажами, с которыми ему придется провести ближайшие два часа. Однако авторы, в начале довольно щедро давшие слово многим своим героям, в дальнейшем будут изымать их из оборота так же жестко, как руководители самодеятельной колонии, придумавшие игру "Последний — мертвый", в финале которой последнего не добежавшего с прогулки до барака убивают и съедают.
Не то чтобы все из обитателей "Новой земли" были так интересны, что с ними хотелось бы познакомиться поближе. Но по-настоящему жалко пропущенного авторами принципиального момента — формирования лагерной иерархии, в которой становятся главными мордастый лысый мужчина по кличке Обезьян (Павел Сборщиков) и его гомосексуальный приятель, с виду лишенные всяческой харизмы. Почему их все покорно слушаются, мы так никогда и не узнаем,— пока они берут власть, зритель вынужден в педантичных подробностях наблюдать за уединившимся героем Константина Лавроненко, который сразу покидает лагерь с заплечным мешком и робинзонствует на другом краю острова — ловит дичь, ощипывает, разделывает топориком, жарит на костре. Вскоре к нему присоединяется тот упрямый юноша, который нацелился попасть в ад, и довольно большую часть фильма занимают их разговоры по душам. Есть среди них и относительно занятные (о суммарной длине человеческих кишок), а есть и скучноватые (о том, намерен ли бог забирать души из богом забытого места, или рассчитывать приходится только на чертей).
Рано или поздно двум отщепенцам придется вернуться к лагерю и погреться у костра, от которого несет запахом шашлычка из человечины. Сооружая это жаркое, авторы как бы намекают, что санкционированная смертная казнь хоть и выглядит более гигиенично, но в морально-этическом смысле все равно отчетливо попахивает людоедством.