Фестиваль российское искусство
В Канне закончился ХI Фестиваль российского искусства, проводимый Министерством культуры РФ, дирекцией международных программ и мэрией города Канна при содействии Российского фонда культуры. Закрывать фестиваль выпало Театру балета Бориса Эйфмана. За тем, как французы принимали его "Чайку", наблюдала АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА.
Балет Бориса Эйфмана уже второй раз становится гостем и гвоздем программы Фестиваля российского искусства — два года назад в Канне показывали "Анну Каренину". В разные годы сюда привозили и другие балеты господина Эйфмана, так что к русской литературе в переложении этого хореографа французская публика уже привыкла. Однако чеховской "Чайке" выпало представлять не только русский балет, но и вообще весь современный русский театр. Дело в том, что акцент в нынешней программе был сделан на фольклорном искусстве Калининградской области. Принимали калининградцев не только тепло, но с пугающей (в контексте последних политических событий) жадностью — словно решили наслушаться русских песен на годы вперед: "Катюшу" и "Подмосковные вечера" публика на набережной бисировала вместе с артистами пять раз.
Нечто подобное случилось и с "Чайкой". Не самый лучший балет Бориса Эйфмана привлекает скорее смелостью режиссерского мышления и вышколенностью солистов, чем уровнем хореографии. Уже через пять минут после начала спектакля становится очевидно, что балет поставлен не по Чехову, а как раз поперек. Чехов писал "Чайку" о болезненной смене поколений в искусстве, причем одним из прототипов Кости Треплева ему послужил Константин Бальмонт. А Эйфман поставил историю о том, что кричащие о революции в искусстве юнцы ни на что не способны. Его альтер эго — не Костя Треплев, как это часто бывает в драматических "Чайках", а Тригорин — маститый балетный педагог и высокий профессионал, нечуждый рефлексии и жажде новизны.
Перенеся чеховский сюжет в балетный класс, сделав Аркадину (Мария Абашова) примой-балериной, а Заречную (Анастасия Ситникова) — амбициозной ученицей, Эйфман отсекает "лишних" персонажей вроде Маши, Полины Андреевны или доктора Дорна. Он ставит балет о трагическом одиночестве Тригорина, у которого нет ни достойных последователей, ни достойных противников. Здесь Костя мучительно ищет пути самореализации (в прологе он тщетно пытается раздвинуть рамки куба, в которые заковано его тело), а Нина, вслед за Костей увлекшаяся авангардом, сбивается с пути и танцует в кабаке, "облапанная" взглядами жирных буржуа. Кульминацией балета становится сцена, в которой Тригорин (Юрий Смекалин) повторяет начальный бунтарский монолог Треплева (Олег Габышев). В его исполнении он выходит куда более внятным и эмоциональным, чем у юноши Треплева, предел возможностей которого легкий скандал, устроенный во время класса: горе-новатор подбил соучеников вместо привычного экзерсиса станцевать хип-хоп. Надо ли говорить, что хип-хоп (как и все начинания Кости) у балетных танцовщиков выходит весьма средне, и Треплеву в финале ничего не остается, как снова залезть в свой куб...
Трудно сказать, чем именно восхищались французы, аплодировавшие этому балету стоя: несомненным мастерством господина Смекалина, удостоенного за партию Тригорина "Золотой маски", фонограммой с гениальной музыкой Рахманинова и Скрябина. Или, как в случае с "Катюшей", хотели впрок насмотреться на русский балет — кто его знает, как там повернется...