Премьера кино
В антиутопическом боевике "Вавилон н.э." Вин Дизель играет очередного беспринципного мизантропа, который не просто спасает мир, но по совокупности заслуг повышается в ранге чуть ли не до Святого Духа благодаря присутствию в сюжете непорочной беременной. Явное стремление режиссера Матье Кассовица к кассовости столкнулось в "Вавилоне", как показалось ЛИДИИ Ъ-МАСЛОВОЙ, с его же стилистической щепетильностью.
Похоже, суть конфликта между Матье Кассовицем и Вином Дизелем, который привел к выходу из графика, перерасходу бюджета и в конечном счете к какому-то скомканному ощущению от "Вавилона", заключалась в том, что режиссер хотел заставить актера процитировать его первую роль, отморозка Риддика из малобюджетной "Черной дыры" — а Дизель этому инстинктивно сопротивлялся, не желая даже мысленно возвращаться в те времена, когда он был беден и никому не известен. Тем не менее его герой, наемник Туроп, не рожден в муках авторской мыслью, а клонирован с Риддика — аналогичным образом и все остальное в фильме тщательно срисовано с мрачных антиутопий последних лет (первым делом вспоминается "Дитя человеческое", в силу сходства репродуктивной тематики).
Для русского зрителя фильм, возможно, будет выглядеть чуть забавнее, чем для других, поскольку завязка происходит на территории России, где хрущевские пятиэтажки очень органично вписываются в картину полного беспредела, который должен наступить в обозримом будущем. Из конкретных датировок запоминается 2017 год, когда в Московском зоопарке умер последний "сибирский" (то есть, видимо, уссурийский) тигр, а самой колоритной декорацией становится привокзальный рынок в Троицке, на российско-казахской границе, сделанный по образу и подобию Черкизовского рынка, но обогащенный экстремальными деталями вроде дохлой собаки, подвешенной за шею на первом плане. В "Вавилоне" при всей его рыхлости, скомканности и явной недоделанности хватает таких жирных деталей, которые потом долго стоят перед глазами, хотя и непонятно зачем.
Неотвязно, например, маячит в памяти образ Жерара Депардье в белом спортивном костюме и с золотой цепью на шее — его персонаж, русский бандит Горский, приглашает героя Дизеля покататься в бронированном лимузине и делает ему предложение, от которого наемник отказался бы, если б не соблазнительная перспектива получить американский паспорт и остаться в Америке, все-таки не такой тоскливой и неуютной, как беспросветно запаршивевшая Восточная Европа. Задание Туропа заключается в том, чтобы переправить из российско-казахской глубинки в Нью-Йорк ангельского вида юное создание по имени Аврора (Мелани Тьерри) в сопровождении монахини (Мишель Йео), которая мешает герою ругаться матом, зато помогает в моменты оживленных дискуссий с вооруженными гражданами неопределенных занятий.
Слегка замаскировав девушку купленной на рынке ушанкой и героически стараясь не вступать с ней ни в какие человеческие отношения, Туроп сначала усаживает ее в электричку до Владивостока с китайскими крестьянами и козами, а потом на советскую подлодку до Аляски, где им предстоит увлекательная погоня на снегоходах и ночные душевные беседы у палатки при свете северного сияния. После пересечения американской границы трое путешественников, которых сближает экстремальность ситуации, начинают испытывать некое подобие родственных чувств, прикладываться к фляжке и вообще эмоционально расслабляться. Параллельно ослабевает и взятый было энергичный ритм повествования, особенно когда в декорациях нашпигованного неоновой рекламой Нью-Йорка на сцену является вся в белом Шарлотта Рэмплинг, которая в роли бандерши религиозной секты отзывается исключительно на обращение "ваше сиятельство". Секта стоит на грани превращения в полноценную религию, для которого не хватает какого-нибудь полноценного чуда — его и должна обеспечить транспортируемая Туропом девица.
Заключительная нью-йоркская часть "Вавилона" уже представляет собой совершеннейшую мешанину, где даже такой подвижный мужчина, как герой Вина Дизеля, обречен увязнуть как в чужих проблемах, так и в своих собственных сентиментальных заморочках — вроде мечты вернуться в полуразрушенный бревенчатый домик в канадском кедровом лесу, принадлежавший его родителям. Разумеется, эта скромная индивидуальная мечта эскаписта оказывается задвинута куда подальше перед лицом необходимости всю оставшуюся жизнь спасать человечество — а в данном случае и изображать отца каких-то генно-модифицированных детей, к возникновению которых герой, увы, не имеет ни малейшего физиологического отношения.