Жизнь за ковром

вне игры

Поговорив с двумя российскими борцами, которые получили золото, в Олимпийской деревне на следующий после победы день, я узнал, по какой причине мусульманин может уступить победу, чем можно заниматься параллельно с борьбой и кто такой, по мнению чеченца и ингуша, Майкл Фелпс.

Два российских борца — ингуш Назыр Манкиев и чеченец Исламбек Альбиев проснулись вчера утром олимпийскими чемпионами. От них никто не ждал этого и не требовал. Ну был, правда, один человек. Президент Чечни Рамзан Кадыров сказал: "Лучше смерть, чем второе место!" Но Рамзан Кадыров говорит это всем спортсменам. Он говорит это и лошадям на скачках на приз президента России. Может, правда, поэтому они все и выигрывают первые места.

Они проснулись и задумались, что им теперь делать. До сих пор все было понятно: в семь — подъем, в восемь — построение, в девять — зарядка, которая, как я понял, только так называется, а на самом деле полноценная тренировка, с 11.00 до 13.30 утренняя тренировка, после обеда вторая тренировка — с 15.00 до 19.30. Потом душ, ужин и здоровый, можно даже сказать, здоровенный сон.

— И так всю жизнь,— сказал мне Исламбек Альбиев.— Вот только сегодня утром, когда проснулись, съездили на борьбу, где выступали друзья наши (и хуже, чем они сами — не вышли в финал.— А. К.), и, пока вас здесь ждали, поняли, что нам делать нечего, короче! Я не понял вообще! А куда пойти? Пришли в бассейн, но не купались. Смотрели бокс по телевизору. Сейчас с вами разговариваем. Что дальше будет — не знаю!

— Такой неизвестности врагу не пожелаешь,— честно сказал я.— Может, пойти с горя потренироваться?

— О, пойдем, наверное,— с каким-то даже облегчением согласился Назыр.

Он сидел спиной ко мне, смотрел телевизор, бокс захватил все его сознание целиком, без остатка, и он очень хотел бы, но не мог обернуться. Но все-таки в перерыве между двумя боями хоть одно мое слово услышал.

— А где ваши медали? — спросил я.

— Дома оставили,— сказал Исламбек.— Думали, может, купаться будем. Не стали брать.

Накануне вечером они шли по Олимпийской деревне к своему дому. Золотые олимпийские медали они, перед тем как зайти на территорию деревни, засунули в карманы тренировочных штанов.

— Что вы делаете? — говорил им тренер.— Это же гордость ваша! Надевайте! Этот день никогда не забудете!

— Да неудобно как-то...— вздыхали они.— Стесняемся как-то.

Но их заставили надеть медали. И все — им до дому не давали прохода. С ними фотографировались другие спортсмены, у них брали автографы. Они должны же были понять, что они теперь великие и что жизнь их с этого дня переменилась раз и навсегда.

Но они не понимали. Они и правда стеснялись своей победы еще больше, по-моему, чем поражения.

— Вы хоть волновались? — спросил я их.

— Перед схваткой-то? — переспросил Исламбек.— Без волнения по-любому не бывает. Но можно же так волноваться, что сил уже не остается к началу. Я не так волновался. Я больше сегодня за наших ребят волновался. Они хорошо начали, могли выиграть.

— Так почему тогда не выиграли?

Он не хотел отвечать на этот вопрос. Но и постеснялся не ответить:

— Где-то расслабились, где-то ошиблись...

— Ну что, теперь не заплатит вам миллиардер Керимов по миллиону долларов? — спросил я.

Он обещал по $500 тыс. каждому борцу за победу, а если они выиграют десять золотых медалей, то по $1 млн каждому. И говорят, после первых двух золотых медалей постоянно звонил, интересовался, как там наши борцы в полуфиналах, решительно ли настроены, нет ли уже каких-то сбоев...

Честно говоря, я подозреваю, что именно эта информация не в последнюю очередь воодушевила двух первых наших борцов, хотя, конечно, не об этом они думали, когда выигрывали. Но когда выиграли, уже и об этом тоже.

— Семь медалей у нас разыгрывается, семь у вольников, и у женщин еще, у вольниц... Шанс-то есть! — быстро обернулся ко мне Назыр.— А как бы я думал? Что, я борюсь и думаю: "А мне же еще деньги дадут! А-а-а!!! Вперед, в атаку!" Нет, не так. Хотя мне деньги нужны. Но не в них дело, нет.

— А в чем?

— В том,— говорит Исламбек,— что мне из дому, из Грозного, звонят, конкретно — мама звонит и говорит: "Почему не сказали по телевизору ни разу, что твой дом в Чечне, что мама, папа в Чечне, что все мы чеченцы? Вся твоя родина празднует сейчас! Столько людей приходит, я многих не знаю, они идут и идут! И ты, сынок, не сказал, кому нашу победу посвящаешь... Подумай..."

Он смотрел на меня ясными, чистыми, слегка удивленными чеченскими глазами, в которых я, черт возьми, все равно видел какое-то глубоко спрятанное веселье и даже хитрость, и чем больше ясности было в этом взоре, тем больше хитрости, и я видел: он подумал. Он хочет сказать. И он сказал:

— Мне и тому хотелось посвятить, и тому... И так, и так... Так вот я победу посвятил Ахмат-хаджи Кадырову и Рамзану Кадырову.

— Так что сказал вам Кадыров перед отъездом?

— Была игра "Терек"--"Рубин", я был приглашен. Было все так в спешке...— Исламбек поморщился, а я и так понимал: этот парень спешки не выносит в мирной жизни.— Но потом позвали, Рамзан пожелал удачи, сказал, что деньгами не обидит, если золото — даст 500 тысяч. Он сказал, что ехать туда за вторым местом смысла нет. Лучше, говорит, умереть на ковре.

Если бы Исламбек не понял эти слова буквально, может, и не победил бы.

— Чем же вы теперь будете заниматься в жизни? — спросил я.— Ну тренироваться, понятно, а еще чем?

— Я реализацией пока будут заниматься,— сказал Назыр.

— Реализацией? — переспросил я.

— Ну да, пока еще своего бизнеса нет. Буду реализацией. Открыть надо будет, конечно, со временем свой бизнес, когда посоветуюсь с ребятами, найду напарника хорошего. А пока буду потихоньку реализацией заниматься. Параллельно...

Я уже не стал спрашивать, что он будет реализовывать. Так-то примерно понятно. Исламбек в Москве живет в общежитии, в четырехместной комнате.

— Я живу с Русланом Белхороевым и Зелимом, его братом младшим, и Евлоевым Умаром. Мы с Русланом неразлучны здесь, в Москве, он друг и брат мой.

— И как вам, чеченцам и ингушам, живется в Москве?

— Нормально живется,— вздыхает он.— Я не жалуюсь.

— То есть привык терпеть? — уточняю я.

— Знаешь, бывает, конечно, что паспорт проверяют, без этого никак в Москве. Если бороду чуть-чуть отращиваю, да, по улицам трудно ходить... Ну были неприятные моменты...

Он сначала не хотел говорить, но, видно, груз на душе-то лежал, хотелось снять. И он рассказал про встречу с одним сержантом милиции. Они с Русланом ехали с Юго-Запада, из Олимпийской деревни, с тренировки к себе домой, в общежитие, и, пока ждали автобуса, замерзли и стали прыгать, разминаться, тут машина с нарядом возле них и остановилась.

— Он выходит такой, лысый, с автоматом, говорит Руслану: "Ну че ты прыгаешь?" А Русланчик очень заводной, я его все время вот так держу, он говорит: "А ты че стоишь?" Он говорит: "Нет, ты че прыгаешь?!" А он говорит: "Хочу и прыгаю!" И прыгает! Я его держу, а он прыгает! А этот уже затвор передернул, какой-то хороший автомат у него был, щас вспомню...

Потом они все-таки пошли, видимо, друг другу навстречу: один прыгать перестал, а другой автомат опустил.

— И второй случай был, через месяц, и на двести метров дальше того же места! — с непонятным восторгом сказал Исламбек.— Тот же, главное, лысый из машины выбежал, когда мы дорогу перебегали. Разбирались долго. Он не понимал, что ли, что в 99-м началась война в Чечне, а я начал заниматься только, и все время в борьбе. Спорт — это каждая секунда, каждая минута моей жизни...

— А у вас, похоже, не вся? — повернулся я к Назыру.

Как-то он уж очень странно улыбался.

— Ну а че, все время о борьбе, что ли, думать? Голову забивать? Надо, в общем, советоваться с ребятами. Я думаю, что параллельно все-таки можно...

У них большие семьи. У Назыра трое братьев и девять сестер.

— Кто-нибудь борьбой занимается? — спросил я.

— Младший брат занимается,— говорит он, и глаза его становятся нежными-нежными.

— Боролись друг против друга?

— Нас вместе поставили на чемпионате России — и он мне уступил.

— Проиграл?

— Да нет, уступил. У нас, у мусульман, так принято: младший уступает старшему.

— Разве это и к спорту относится? — я не мог скрыть удивления.

— Да, конечно,— кивает он.— Конечно. Спорт — это короткое, а жизнь длинная. В спорте можно травму получить, и сразу начнется жизнь. Я теперь тоже буду помогать брату, чтобы он выиграл что-нибудь.

— Но проигрывать ему не имеете права, правильно я понимаю? Морально, что ли, будете помогать?

— Морально только, да.

— А вы знаете, что сегодня день траура по погибшим в Южной Осетии? — спросил я их.

— Нет, не успели узнать,— отвечает Исламбек,— если честно. Да, большое горе. Дом можно отстроить, а друзей и родных не вернешь. Я знаю по себе, я терял. И на первой войне, и на второй.

— И с той стороны и с этой? — решаюсь спросить я.

— И так тоже,— он становится неразговорчивым.

— И благодаря войне приехал в наше село! — радостно говорит Назыр.— Где мы и познакомились!

— Да, я в Ингушетию приехал в 99-м, когда война началась. Я знал, что такое война. И когда вторая началась, мы не стали испытывать судьбу, уехали в Ингушетию.

— В Ингушетии тоже сейчас не очень спокойно,— говорю я.

— Некоторые считают, это уже то же самое, что было перед первой войной в Чечне в 95-м,— отвечает Назыр.— Что все повторяется уже. Я когда с Красноярска (он живет там сейчас и тренируется.— А. К.) вечером один раз приехал, боевики ночью расстреляли военных. Я думал: все, начинается война. Они, правда, только военных постреляли. Потому что перед этим военные тоже мирных постреляли. Обиды же остаются,— пожал плечами ингуш.

— А машины тоже могут подарить нам, как "зимним"? — спросил вдруг Назыр.

— Да зачем тебе машина?! — закричал Исламбек.— Прикинь, я по телевизору смотрел: у девушки, которая золотую медаль взяла, сорвали машину, которую ей президент страны подарил. Она сказала подруге, та про это в интернете написала, и вор, который машину сорвал, вернул! Она олимпийские кольца нарисовала тогда, чтобы опять не сорвали.

— У вас-то, наверное, не сорвут.

— У нас в Чечне,— засмеялся Исламбек,— Q7 и X5 — это в порядке вещей...

— Может, вам фитнес-клуб открыть? — сказал им подошедший к нам мой товарищ, Вячеслав Смагин.— К нам на днях приезжал китаец, один из самых богатых. Владелец сети фитнес-клубов. У него в клубах 200 миллионов членов!

— Прикинь,— засмеялся Назыр,— две России у него в клубах пашут! И еще "один из самых"! Не самый! Значит, есть и самый!

— Ну и вы откройте фитнес-клуб! — говорю я им.— И партнера не надо искать.

— Да хоть магазинчик какой...— вздохнул Назыр.— А хватит?

— Ну,— говорю,— здесь пятьсот тысяч, там миллион, от России — сто тысяч евро... Сложите, уже больше трех. Хватит. Даже на один из магазинов господина Куснировича в ГУМе. Он вам скидку сделает.

— Да? — задумался Назыр.— А сделает?.. Ну да... Но это ты уже все деньги туда отдал, столько и получилось. А еще надо семье, близким. И уже не так много останется.

К нам вдруг подсели три темнокожие атлетки, улыбнулись и стали о чем-то говорить между собой. Юноши переглянулись.

— Общаетесь с ними? — спросил я.

— Некоторые английский плохо понимают,— ответил Исламбек.— А те, кто хорошо знает, с ними легко общаемся!

Назыр расхохотался.

— А вы женаты?

— Да нет — когда?

— Надо,— задумался Исламбек,— чтобы твоим тренером была женщина!

Негритянки сразу встали и ушли.

— Ой, награждение показывают! — встрепенулся Назыр.— Опять Фелпс выиграл! Вот гад, а?

Причем он ведь это сказал с одобрением.

— Ничего, завтра наш день! Три золота будет по борьбе. Да, сегодня не вышло. Судьбой не было предписано.

Исламбек посмотрел на часы в телефоне. Он, кажется, все удивлялся, что им некуда спешить. Я тоже посмотрел на его телефон.

Заставка была судьбоносной: на зеленом фоне сияли золотые слова "Только Аллах может судить меня!".

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...