Первый тур президентских выборов в Белоруссии и на Украине интересен русским политикам в двух отношениях. Во-первых, восточнославянские выборы можно рассматривать как своего рода российские primaries, обнаруживая в них тенденции, которые могут проявиться и в России. Во-вторых, многие российские политики принимали настолько живое и непосредственное участие в делах соседей, что успех восточнославянских протеже может служить мерилом интриганских и прогностических дарований московских мэтров.
При попытке рассматривать восточнославянский опыт в качестве модельного наибольший интерес вызывает, конечно, "синдром Лукашенко". Популист — разоблачитель мафии был порожден премьером Кебичем для решения конкретной узкопрактической задачи — свалить спикера Шушкевича, однако говорящее орудие обрело самостоятельное политическое бытие и, сорвавшись с цепи, скушало своего родителя. Видя поразительный (45%) успех внесистемного Лукашенко, наблюдатели не без злорадства указывают российской элите, что и ее может ждать подобная судьба — тотальное банкротство и приход к власти жириновскоподобного существа.
Бьющая в глаза аналогия требует, однако, уточнения. Популист спекулирует на трудностях, порожденных политикой руководства, но политики российского и белорусского руководства вот уже два с половиной года достаточно сильно различаются. В России преобразования зашли достаточно далеко, а острота политических противоречий порой (3-4.10.93 г.) достигала высочайшей точки. В Белоруссии господствовали супермягкое вхождение в рынок, консервация коммунистических обычаев и общая вялость политической жизни. Считать феномен Лукашенко прямым прологом аналогичной российской истории можно лишь в том случае, если политические и экономические различия между соседями считать несущественными.
Тогда существенным может быть только одно — не зависящий от политики руководства универсальный феномен посткоммунистического человека, который, руководствуясь неистовыми "совковыми" инстинктами, не желает голосовать за плохих или хороших, но предсказуемых лидеров, а предпочитает выбирать черт знает кого. Если все подданные всех постсоветских государств таковы, то успех Лукашенко — это несомненный звонок Ельцину. Но если все подданные таковы, тогда любые ущемления демократии безусловно оправданны, и Ельцина можно упрекнуть разве что в недопустимом либерализме.
В противном случае необходимо признать, что различия в политике руководства двух стран куда более существенны для понимания феномена Лукашенко. Российские выборы 12 декабря по партийным спискам фактически были выборами лидера — люди голосовали за партию Гайдара, партию Явлинского, партию Зюганова etc. — и до известной степени их можно рассматривать как прообраз президентских выборов. Но тогда выясняется, что 12 декабря — это, конечно, день национального позора, однако за Жириновского голосовало лишь 22% избирателей — против 45% за Лукашенко. Выходит, что "антинародная" и "безумно-радикальная" политика, которая вроде бы должна обеспечивать домогающемуся власти демагогу стопроцентное преимущество, в действительности дает демагогу вдвое меньше избирательных шансов, чем "реформа без шока".
Парадокс, впрочем, понятен. Избирая "белорусский вариант", т. е. номенклатурную стагнацию в беспримесно чистом виде, команда Кебича volens-nolens сделала упражнения в популизме главным критерием успеха предвыборных дебатов. Однако людям типа Кебича или Вольского на пути достижения наивысших успехов в популизме все их благовоспитанное номенклатурное прошлое, предполагающее солидность, важность и сдержанность, ставит совершенно неодолимый барьер. Популист-профи, не стесненный ни воспитанием, ни образованием, ни клановыми предрассудками и конкретными обязательствами всегда одолеет популиста-любителя, которым являются "реформаторы без шока". При том, что популизм, конечно, является родимым пятном посткоммунистического общества, феномен Лукашенко учит скорее тому, что Вольский является куда лучшей питательной средой для Жириновского, чем Гайдар (все фамилии условны).
Возможно, куда более интересной является просмотренная любителями аналогий украинская региональная коллизия. Разложившиеся почти поровну голоса приверженцев Кравчука и Кучмы разделились по региональному принципу: правобережный Кравчук и левобережный Кучма. Разумеется, большую роль тут играет национальная специфика — реально единой украинской нации пока нет, и, подобно графу Кавуру, сказавшему после объединения Италии: "Мы создали Италию, давайте создавать итальянцев", нечто подобное мог бы сказать в год украинской независимости и Кравчук. Русская нация выглядит пока более консолидированной, однако стремительная дифференциация российских регионов на худо-бедно становящиеся на ноги и безнадежно стагнирующие к 1996 году вполне может создать ситуацию "левобережной" и "правобережной" России с голосами, поделенными точь-в-точь надвое. В сущности, такого рода электоральный раскол для России куда опаснее "синдрома Лукашенко" — в случае крайней нужды избрание популиста купируется диктаторскими мерами, но никакие диктаторские меры не могут купировать глубинного раскола страны.
Однако интересные электоральные аналогии если и актуальны, то в долгосрочном плане — между тем, не менее интересны краткосрочные последствия восточнославянских выборов. На Киев и Минск российские сторонники интеграции делали самые серьезные ставки. Председатель думского комитета по делам СНГ Константин Затулин прямо объявил имена нужных для России кандидатов — Кебич и Кучма. Ученый геополитик при президенте Андраник Мигранян отстаивал необходимость самого активного вмешательства в ход выборов. Кебича российские властные структуры, по сути дела, с самого января — когда был свален спикер Шушкевич — вели к президентскому креслу, принимая касающиеся сотрудничества с Белоруссией решения в точном соответствии с графиком минской президентской интриги. В случае с Кучмой наблюдался вообще беспрецедентный шаг. Накануне украинских выборов ТВ "Останкино", в иных случаях избегающее не то что оценок, но даже и упоминания событий, имевших место в ближнем зарубежью, презрело излишнюю щепетильность, вопреки всем нормам межгосударственной этики запустив предвыборный ролик с девизом "Только Кучма!".
Столь массированное вмешательство в дела соседей базировалось, очевидно, на предположении, что идея национальной независимости окончательно мертва и на Украине, и в Белоруссии, а потому открытое представление кандидата в качестве российского вассала должно только повысить его шансы в глазах избирателей. В итоге получилось наоборот: Кебич просто провалился, Кучма — учитывая степень недовольства Кравчуком — явно недобрал голосов. Существенно, что при подходе ко второму туру и Кучма и Лукашенко осознали, какую медвежью услугу оказывают им московские интеграторы, и в полном противоречии со своими вчерашними речами сделались сторонниками полной независимости: Лукашенко от немедленного восстановления СССР перешел к немедленному введению белорусской национальной валюты.
Такой тотальный провал интеграционной интриги — накануне выборов толкачи интеграции (ПРЕС, союз Вольского, КП РФ, "российский Монро" Мигранян) искренно считали, что восточнославянские братья уже созывают новую Переяславскую Раду — может свидетельствовать о банкротстве очень большой политической группировки, сделавшей реинтеграцию краеугольным камнем и своей глобальной политической концепции и орудием повседневных политических интриг. А поскольку в итоге Россия получила неожиданно укрепившегося Кравчука в Киеве и Бог весть что в Минске, оргвыводы в отношении столь мудрых советников вполне возможны.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ