Первый модельер из Японии, покорившая западную моду

В возрасте 96 лет в Токио умерла кутюрье Ханаэ Мори — начинавшая после войны с ателье по подгонке платьев для жен американских военных, ставшая первым азиатским членом парижского Chambre Syndicale de la Couture Parisienne, построившая настоящую империю и умершая забытой, по крайней мере, в западной части мира. Между тем именно она открыла саму возможность покорения этой части мира для той великой волны японского фэшн-авангарда, которая пришла за ней.

Текст: Елена Стафьева

Ханаэ Мори первой поняла, что надо соединять японское с западным: японское и западное понимание красоты, японскую и западную текстильную культуру, японский и западный концепт женственности. «Когда Кензо, Кансай Ямамото и Иссэй Миякэ обучались дизайну, они часто заходили в мою студию»,— скажет Ханаэ Мори в 1982-м о следующем, втором поколении японских дизайнеров, прививавшем японскую декоративность к западной моде. А вот третье поколение — Ёдзи Ямамото и Рей Кавакуба — будет уже с помощью японского радикально переворачивать, а местами и буквально выворачивать наизнанку западное. Но начала этот поход на запад именно Ханаэ Мори, создавшая то, что критики назовут East-West fusion.

Она родилась в 1926 году в буржуазной японской семье, училась в Токийском женском христианском университете, окончила его в 1947 году со степенью бакалавра литературы и в этом же году вышла замуж за Кея Мори, происходившего из семьи текстильных фабрикантов,— идеальное начало жизни для девушки из добропорядочного японского среднего класса.

Однако ее замужество стало фактом не только личной, но и профессиональной ее биографии. Кей Мори сыграл важную роль в становлении бизнеса под брендом Hanae Mori, а его семейное дело, производство ткани, повлияло на формирование East-West fusion.

«Я была очень хорошей домохозяйкой, но совсем недолго. Я не хотела сидеть дома — я хотела работать, так что я спросила моего мужа — он японец, очень суровый, но очень хороший,— и мы обсуждали это примерно месяц. Затем я пошла учиться в токийскую школу дизайна» — так началось дело ее жизни. В 1951 году она открыла крошечное ателье над лапшичной — два ассистента и три старых швейных машинки,— и однажды туда зашел кинопродюсер. А дальше она пять лет работала художником по костюмам у всех ведущих японских режиссеров того времени, в том числе, например, делала костюмы для «Ранней весны» великого Ясудзиро Одзу. Она сама была героиней Одзу — идеальной молодой женщиной из хорошей семьи, которая в какой-то момент делает свой выбор.

Ханаэ Мори много раз рассказывала, что стало поворотным моментом в ее биографии — примерка у Шанель в 1960 году. К тому времени у нее уже было два сына, репутация в киношном мире — а еще чувство, что она находится в профессиональном тупике. И вот спор с Шанель по поводу того, какой цвет ей больше подойдет — Шанель настаивала на оранжевом, а Мори хотела черный,— вернул ей, как она выражалась, «модное настроение». Она поняла, что хочет работать в Париже и быть настоящим кутюрье.

Собственно, кто, как не Шанель, в этом месте истории мог возникнуть? Ханаэ Мори и сама была такой японской Коко Шанель — не в смысле, конечно, фасонов и стиля, но в смысле генеральной идеи: абсолютная, традиционно понимаемая элегантность. Отсюда и весь список ее клиентов: от наследной принцессы Масако, которой Мори сшила свадебное платье, до Нэнси Рейган, Хиллари Клинтон, Ренаты Тебальди, принцессы Грейс и т. д. и т. п.— вплоть до всех безымянных жен глав японских корпораций, которые непременно имели умопомрачительно дорогие костюмы и платья Hanae Mori в своем гардеробе.

Буржуазная добропорядочная элегантность, безупречный bon ton — вот что так блестяще воплотила Ханаэ Мори. И ее персональный стиль, манера держать себя все это только поддерживали: всегда улыбающаяся, сдержанная, но скромная и дружелюбная, вообще воплощавшая все, что описывается выражением low-key,— да-да, та самая идеальная девушка Одзу. Но она при этом стала одним из самых успешных японских предпринимателей: к началу 1990-х ее империя стоила полмиллиарда долларов. Но только такая женщина в жестко патриархальном мире японского бизнеса и могла существовать — никакого феминизма, все очень традиционно, иначе ее бы просто не приняли. Ее муж становится нарицательной фигурой: например, Майкл Чоу, создатель легендарного ресторанного проекта Mr. Chow, говорил своей жене Тине, его бизнес-партнерше и настоящей королеве богемного Нью-Йорка 1980-х: «О’кей, я буду твоим мистером Ханаэ Мори».

Именно в Нью-Йорке Ханаэ Мори и начала строить свою транснациональную империю, отлично понимая, что ее стиль будет принят консервативной американской элитой. Так и случилось: после ее первого шоу в Нью-Йорке в 1975-м ее модели появляются у всех крупных ритейлеров Америки. И не просто появляются — она становится одним из главных фэшн-имен в американском высшем обществе. К Парижу же она подступается только в конце 1970-х.

Ханаэ Мори прибывает в Париж, когда ей уже за 50, она уже богата и знаменита за океаном (даже за обоими океанами, и в Америке, и в Японии), но стать кутюрье — а именно это было ее целью — можно только в Париже. И она им становится: в 1977 году ее принимают в Синдикат высокой моды, и она открывает магазин по самому кутюрному адресу на свете — на авеню Монтень. Ее чрезвычайно радушно принимает фэшн-пресса, сравнивая с Коко Шанель и мадам Гре и называя воплощением классики. И это отношение сохранится на протяжении всей ее кутюрной карьеры.

1970-е, конечно, были идеальным временем для стиля Hanae Mori — ее шифоновые туники и тоги, ее шелковые платья, струящиеся, текучие, яркие, расписанные традиционными японскими узорами — хризантемы, тростник, гора Фудзи, хокусаевская волна и, конечно, бабочки, ставшие ее символом. Все это прекрасно вписывалось в моду 1970-х, вообще в нью-эйджистский ориентализм. На страницах главных мировых «Вогов» появлялись Мариса Беренсон, Лорен Хаттон и прочие главные красавицы того времени в развевающихся прозрачных балахонах, розовых, желтых, зеленых, по которым летели бабочки и вытягивались вверх горы и изгибались деревья. Идеализированная, декоративная Япония — именно так на Западе ее себе и представляли, при этом в понятных западных силуэтах и линиях. Ровно это же сработало и в самой Японии: Мори давала эмансипировавшимся японским женщинам костюмы для работы и вообще вестернизированного образа жизни — с коктейлями, свадьбами и корпоративными ужинами. Впрочем, традицию Мори тоже не оставляла своим вниманием и регулярно представляла коллекции кимоно.

1980-е, с их любовью к ярким цветам, еще больше укрепили ее бизнес, который к тому времени состоял далеко не только из женской одежды — там было все, от детских вещей до посуды и мебели, это действительно была империя. Но в начале 1990-х империя начала катиться к закату. Изменилось само понятие модности, в моде произошел авангардный взрыв, началась эпоха деконструктивизма — и под термином «японские дизайнеры» стали предполагать совсем другие имена. В 2002 году ее pret-a-porter бизнес был продан, но последняя кутюрная коллекция была представлена в Париже в 2004-м под громкие аплодисменты публики и прессы.

В 78 лет Ханаэ Мори удалилась на покой, и за последующие годы она практически исчезла из западного фэшн-сознания, оставив разве что смутные воспоминания о летящих бабочках на некогда знаменитых шифоновых туниках и опадающих лепестках на не менее знаменитых шелковых «хризантемовых пижамах».