Опера Филипа Гласса на Берлинском фестивале

На главной сцене Берлинского театрального фестиваля (Berliner Festspiele) показали новую версию ставшей уже классикой оперы Филипа Гласса «Эйнштейн на пляже» (1976). Смельчаки, посягнувшие на «наше все» постдраматического театра,— режиссер Сюзанна Кеннеди и художник Маркус Зельг. Их спектакль — копродукция Театра Базеля с Венским и Берлинским фестивалями. Всматривалась, вслушивалась и бродила среди то ли постземных, то ли марсианских пейзажей Алла Шендерова.

Как выяснилось, жизнь первого «Эйнштейна на пляже» — спектакля Роберта Уилсона, поставленного в 1976-м, принесшего ему и Глассу славу гениев и много раз обновлявшегося,—закончилась именно на сцене Haus der Berliener Festspiele. Именно здесь в 2014-м его сыграли последний раз (см. об этом “Ъ” от 14 марта 2014 года).

Придуманная Уилсоном в соавторстве с аутичным подростком Кристофером Ноулзом и хореографом Люсиндой Чайлдс гипнотическая, вводящая в транс и сопровождающаяся медленными, как бы ритуальными движениями опера опередила свое время лет на пятьдесят.

Главное, что сделали теперь Сюзанна Кеннеди и соавтор всех последних ее работ Маркус Зельг,— нашли форму: абсолютно современная партитура как влитая вписалась в основанные на 3D-моделировании и видеодизайне фрактальные декорации, где каждый элемент состоит из повторений одного и того же рисунка. Воплощенная мечта сюрреалиста (так дословно говорил о спектаклях Уилсона Луи Арагон): четыре акта, части с названиями «Поезд», «Суд», «Тюрьма», «Танец», «Космический корабль», между ними так называемые knee plays. Но ни тюрьмы, ни суда, ни линейного повествования в представлении не будет, а под «knee plays» подразумеваются сочленения актов, или интермеццо.

В этой опере вообще все не так, как вы подумали — или, наоборот, все так: расчет на то, что зритель, впав в транс, вчитает в действие что-то свое. Пятьдесят лет назад в театре это было, мягко говоря, в новинку — в этом уязвимость, но и сила спектакля Уилсона, который шел пять часов, давая зрителю полную свободу не только воображения, но и перемещения: из зала можно было выходить и входить, когда хочешь. Как он затягивал, можно судить по факту, что Уилсон-старший, юрист, нечасто посещавший театр в родном Техасе, просидел все действие как пришитый, хотя был заядлым курильщиком.

Сюзанна Кеннеди делает «Эйнштейна» иммерсивным: зрители могут остаться в зале, но лучше подняться на сцену, где фиксированное место — оркестровая яма — есть только у музыкантов базельского Ensemble Phoenix. Берлинские перформеры и певцы из Basler Madrigalisten Raphael Immoos и примкнувшие к ним зрители ходят по вращающемуся сценическому кругу. Вечное движение можно прервать, присев на камушек — элемент декораций, обтянутый тканью с доисторическим фрактальным узором.

Среди схожих «камушков», только виртуальных, можно побывать на инсталляции «I am». Получасовое VR-путешествие, сделанное Кеннеди и Зельгом при участии видеоартиста Родрика Бирстекера (Rodrik Biersteker) год назад в Токио, стало прологом к спектаклю, который происходит в соседних залах.

По большому счету, прологом к «Эйнштейну» можно назвать все последние работы Кеннеди, сделанные в соавторстве с Зельгом. Вот и в недавней «Jessica — an Incarnation» («Фольксбюне», 2022) прорицательница Джессика совершает путешествие то ли в свои прошлые жизни, то ли в виртуальный мир — так Кеннеди пытается препарировать и воспроизвести в театре то, что происходит в сознании у тех, кто проводит большую часть жизни у компьютера. В ее «Трех сестрах» (на сегодня это, пожалуй, лучший спектакль Кеннеди и единственный, показанный в России — на фестивале NET в 2021 году) происходящее на сцене мимикрировало под картинку дисплея и даже норовило распасться на пиксели.

Теперь же в «I am» зритель попадает в небольшой лабиринт, состоящий из множества плазменных панелей. Выбрав один из закутков, надевает 3D-очки и наушники, встает на нарисованную на полу платформу и въезжает на ней в доисторический лес, где травинки, кусты и внезапно вспыхивающий костер не прикреплены к земле, но все так ярко и таинственно, что не поверить нельзя. После леса — трип на то ли марсианский пляж, то ли земные руины. Похожие видеотрипы «назад, в будущее» пробовала отечественная группа «AES+F», но «I am» куда совершенней технически: тут зритель, стоя на месте, пребывает в уверенности, что постоянно движется, а от мнимых подъемов и спусков в самом деле кружится голова.

Кратер, линза гигантской подзорной трубы, следы наскальной живописи, павильон оракула, испещренный математическими формулами,— все, что мы видели в VR-очках, появится в «натуральную» величину в декорациях к «Эйнштейну». Среди постземных пейзажей станут расхаживать перформеры и, уставившись вам в глаза, распевать ангельскими голосами знаменитое «One — two — three — four — five — six — seven // Do — Re — Mi…». Человеческое измерение происходящему придаст живая козочка (привет Уилсону, в его «Взгляде глухого», говорят, был козлик), мекающая на веревке. И искусственный костер, вспыхивающий у шатра, напоминающего палатку туриста,— к нему, следуя древнему инстинкту, начнут жаться зрители.

Изумительно исполненная музыка Гласса и фантастические, меняющиеся с помощью проекций пейзажи затягивают. Три с половиной часа публика ходит за перформерами, словно за дудочкой крысолова. Есть и необходимая доля феминизма — партию Эйнштейна, то есть соло на скрипке, играет голландская скрипачка Диаманда Драмм. И смутная тревога, заметно ощущаемая лишь в предфинальной реплике: «Я чувствую, земля движется, я чувствую, она падает».

Чего нет, так это яркой хореографии: для Уилсона ее придумала великая Люсинда Чайлдс, давшая зрителю буквально ощутить, как время связано с пространством,— у нее каждое движение долго повторялось, постепенно меняясь и перерождая всю мизансцену. Вот поэтому от легендарного спектакля нельзя было оторвать глаз: впадая в транс от музыки и цепенея в ожидании, ты знал, что произойдет метаморфоза,— и пытался за ней проследить. Что-то подобное намечено в новом «Эйнштейне», но великой хореографию Ишель Мендосы Эрнандес (Ixchel Mendoza Hernandez) не назовешь. Впрочем, чтобы оценить такие тонкости, зритель должен смотреть на сцену не отрываясь — но современный человек, как следует из последних работ Кеннеди, живет в мире своего смартфона, иногда отрываясь, чтобы посмотреть на сцену. Не то чтобы для всякого театра и всякого фестиваля это аксиома — но если эту диспозицию принять, то в новом спектакле Кеннеди все придумано идеально