Юрий Сапрыкин о том, как русский рэп из молодежной субкультуры превратился в отражение коллективного бессознательного

Рэп-баттл между Оксимироном (Мирон Федоров) и Славой КПСС (Вячеслав Машнов), организованный совместно площадками Versus и #SlovoSPB, состоялся в Петербурге 6 августа 2017 года. Оксимирон на этот момент — один из самых известных русскоязычных рэперов, его альбом «Горгород», вышедший в конце 2015 года, считается одной из вершин жанра. Слава КПСС (также выступающий под никами Гнойный, Соня Мармеладова, Валентин Дядька, Бутер Бродский и т. д.) известен в основном благодаря рэп-баттлам, в которых принимал участие. По итогам голосования судей Гнойный побеждает в баттле со счетом 5:0. Запись баттла, которая была выложена на ютьюбе в ночь на 14 августа 2017 года, за первые сутки смотрят 8 млн человек, по состоянию на январь 2022 года у нее более 53 млн просмотров. Поединок Оксимирона и Гнойного привлекает внимание людей, далеких от этого жанра,— и хотя интерес к рэп-баттлам с этого момента идет на спад, русский хип-хоп становится культурным и социальным явлением, которое невозможно не замечать.

Словесные рэп-состязания пришли в Россию в начале 2000-х — как и фильм «8 миля» с Эминемом, откуда о баттлах узнали самые широкие слои. Самая известная баттл-площадка — петербургский Versus: именитые участники, харизматичный фронтмен по прозвищу Ресторатор, было несколько драк. Главный хит — баттлы с участием Оксимирона: запредельная вербальная эквилибристика плюс неприкрытая агрессия дают на выходе миллионы ютьюб-просмотров. Когда Оксимирона вызывает на бой андерграундный рэпер-парвеню, меняющий псевдонимы как перчатки (самые известные — Слава КПСС и Гнойный), исход, кажется, очевиден: маэстро очевидно разнесет выскочку в клочья одними деепричастиями. Не тут-то было.

Самое интересное в баттле Оксимирона и Гнойного — даже не результат, а резонанс: уже по счетчику просмотров видно, что это событие общенационального масштаба. Баттл попадает в новости «Первого канала» (где с некоторым опозданием заключают, что место русского рока в стране окончательно занял русский рэп), его комментируют эксперты, для которых это очевидно первая встреча с жанром, звучат сравнения с поединками Маяковского и Северянина и поэзией скальдов, делается вывод, что Россия по-прежнему литературоцентричная страна, апофеозом становится появление Гнойного в передаче Михаила Швыдкого на канале «Культура». Как и положено «предкам», которые «не в теме», культурное сообщество при столкновении с чем-то поколенчески чуждым пугается — и тут же приходит к заключению, что молодежь у нас хорошая и будущее в надежных руках. Тот же Оксимирон — учился в Оксфорде, шпарит наизусть Гумилева, поддерживает политзаключенных, замечательно же.

Хип-хоп-культура, даже помимо нашумевшего баттла, переживает в 2017-м вертикальный взлет. По общему мнению, Оксимирон и Скриптонит своими последними альбомами «перевернули игру» — русский хип-хоп вышел на новый эстетический уровень или дал понять, что внутри жанра возможны самые разные и довольно захватывающие стратегии. Баста дает концерты на стадионах, попадает в телевизор и становится по-настоящему народным артистом. Фараон, а вслед за ним Фейс начинают делать циничные, нецензурные, убойной силы треки, которые мгновенно расходятся на мемы (новый критерий успеха в конце 2010-х). Хип-хоп проникает туда, куда не доходят ни влияние гражданского общества, ни программы патриотического воспитания, ни даже сигналы государственных медиа — в любом поселке городского типа или депрессивном моногороде (и чем депрессивнее, тем вернее) подростки в худи слушают на улице соответствующие биты, как песни Цоя в эпоху распада Союза — теперь не с кассетника, а со смартфона.

На заре движения, во времена журнала «Молоток» и рекламы «Пепси, пейджер, MTV», еще можно было смотреть на вещи так, будто есть «музыка в стиле хип-хоп», которую слушает «молодежь». За минувшие с тех пор 20 лет хип-хоп последовательно заменил собою подростковую попсу, русский шансон, русский рок — вообще все что угодно, по крайней мере, внутри городской и/или молодежной культуры. Тут есть свой Кобзон и свой Сид Вишез, аналоги наше-радийного рока и продолжатели линии «экзистенциального андерграунда», ультралевые и крайне правые, адепты саморазрушения и ретрансляторы депрессивной обыденности, трикстеры, карьеристы, циники, проклятые поэты, герои-одиночки, просто диковинные существа невиданных ранее пород. Хип-хоп выходит за все рамки и пределы — и становится культурным дубликатом общества как такового: рупором, зеркалом, тенью, выберите на свой вкус. Кто слушает хип-хоп (в тех самых отдаленных уголках, на улицах, со смартфона), тот его и делает: это самое демократичное искусство с момента появления панк-рока. Возможно, баттл Оксимирона с Гнойным производит такое впечатление на далеких от рэпа еще и потому, что в нем слышится не просто продолжение знакомого старого или появление невиданного нового, но внезапное проявление чего-то неожиданного и настоящего: мы этого не замечали, а вот оно как.

Про музыку еще в 2000-е говорили, что интернет сломает всю систему шоу-бизнеса: не нужны будут ни рекорд-компании, ни «ротации на радио», выкладываешь пару треков в соцсети — если они чего-то стоят, сарафанное радио все сделает само. В мировом масштабе так, в общем, не получилось, но в России с хип-хопом — вполне: почти все главные фигуранты жанра — из регионов, популярность измеряется миллионами прослушиваний «ВКонтакте», при известном стечении обстоятельств можно выпрыгнуть из ниоткуда и стать общенациональной звездой за неделю; вообще, вся «игра» во многом строится на постоянной ротации элит — с появлением «фрешменов» и провалами тех, кто вроде бы гарантировал себе место в президиуме. Чем cильнее бронзовеет система политической власти, где посты и привилегии распределены пожизненно и начинают уже передаваться по наследству, тем более спонтанной и непредсказуемой выглядит прямая хип-хоп-демократия: заинтересованное сообщество голосует не бюллетенями и даже не рублем, а секундами внимания, любая репутация строится на прямом контакте с аудиторией и постоянно ставится ею под сомнение.

Хип-хоп в России 2010-х оказывается самым доступным социальным лифтом: карьера в той или иной корпоративной вертикали — административной, коммерческой или силовой — оказывается все более муторным и бесперспективным занятием, а здесь — запилил пару треков, и ты уже в «лакшери»; по крайней мере, так дело выглядит со стороны (альтернативный вариант — пилить треки о том, как ты презираешь и лакшери, и карьеру, и любую вертикаль; это тоже стратегия).

Когда явление достигает таких масштабов, в нем сразу видится ресурс, политический или медийный: миллионы фанатов не могут ошибаться. Где-то в этой точке начинается и война интерпретаций, столкновение версий — о чем на самом деле говорит этот коллективный голос, а что в нем можно списать на помехи и искажения.

Русский хип-хоп — это музыка протеста,— говорят одни; он против тирании и государственной лжи; при прочих равных хип-хоп-артист поддержит Навального, а все уличные протесты последних лет предсказаны и чуть ли не запрограммированы еще в альбоме Оксимирона «Горгород». И это правда: Нойз МС, Влади из «Касты», Фейс, тот же Оксимирон и еще очень многие — пишут остросоциальные тексты, выходят на митинги и наживают себе неприятности с правоохранителями, все так.

Русский хип-хоп — это музыка патриотов,— отвечают другие,— он против Запада и за русских на Донбассе, это люди, которые смотрят глубже поверхностных либеральных штампов и своих на войне не бросают. И это тоже правда: Захар Прилепин в 2017-м собрал целый хип-хоп-фестиваль в ДНР, рэпер Рич регулярно комментирует хип-хоп с патриотических позиций на сайте «Рен-ТВ», вообще в хип-хопе есть сильная почвенническая линия — идущая от Басты и группы «25/17» к самому глубокому андерграунду.

Есть и иная точка зрения: русский хип-хоп — это просто артисты, без особых принципов и идеалов; как и любых артистов, их всегда можно купить. Что ж, перед очередными выборами находятся желающие поучаствовать и в этой игре, даром что прямая демократия и здесь вносит свои поправки: трек Тимати и Гуфа со словами «Хлопну бургер за здоровье Собянина» в 2019 году снесли с ютьюба из-за рекордного количества дизлайков. В русском хип-хопе есть и то, и это — так же как и социальный эскапизм, и психоделический сюрреализм, и мизантропическая позиция «чума на оба ваши дома». Это текучая, ветвящаяся, постоянно меняющаяся вселенная, первая производная от России как целого, Россия-штрих,— и любые попытки определить, «про что это», или приписать этот предмет к одному из политических флангов не приводят ни к чему: предмет ускользает и оборачивается не той стороной.

Точно так же не может поймать хип-хоп и государство — которое с какого-то момента бросается за ним в погоню: в логике 2010-х все неподконтрольное и собирающее большую аудиторию — это угроза. В 2014-м отменяют концерты Нойза MC — из-за его несогласия с официальной позицией по Украине; после выхода отчетливо политизированного альбома «Пути неисповедимы» начинаются проблемы у Фейса; треки «Кровостока» пытаются запретить через суд. В 2018 году общественники и власти на местах срывают концерты GONE.Fludd и Ic3peak, а рэпера Хаски после серии отмененных концертов и вовсе сажают на 12 суток. Тот же Фейс в интервью Олесе Герасименко для BBC (https://www.bbc.com/russian/features-45440153) говорит, что люди из АП системно работают с рэперами, пытаясь кого запугать, а кого и подкупить. Последние на январь 2022-го новости в этом сюжете — кампания борьбы с Моргенштерном, которого сначала обвинили в неуважении к празднику Победы, а затем (устами председателя СК Бастрыкина) в торговле наркотиками через интернет; не дожидаясь развития событий, артист предпочел ретироваться в Дубай. В этой вялотекущей бесплодной кампании перемешаны моральная паника («чему они наших детей научат, вот эти, с разноцветными волосами?»), торговля политическими страхами («а что если этот, с десятью миллионам подписчиков, к чему-то не тому призовет?») и желание, оседлав хайп-волну, «продвинуть свою повестку». Ресурс, который видят в хип-хопе,— прежде всего ресурс пропаганды: если вы такие инфлюенсеры, то и влияйте как скажут. Но в этой культуре — как, наверное, и в любой другой, просто здесь это явлено более отчетливо,— важно быть аутентичным, настоящим, самому-себе-хозяином; когда людям что-то впаривают, это сразу чувствуется — и тут же перестает работать. И вообще — любого, кто свои десять миллионов фанатов к чему-то призовет, девять из них тут же обсмеют.

В соответствии со своим иерархическим представлением о мире, власть и в этой среде ищет главного, «старшего по подъезду», с кем можно договориться. Но главный опять же ускользает. Стоит огромной государственной машине определить, например, в Моргенштерне «лидера» движения и навалиться на него всей своей массой, как его рекорды по прослушиваниям бьют рэперы Биг Бейби Тейп и Кизару — а пока на них соберется досье, выскочат еще какие-то неведомые черти. Тем временем Моргенштерн в ответ на гонения шлет из своего изгнания новое видео, где улыбается в 32 зуба, скупает в ТЦ люксовые марки, сообщает, что скучает по тачкам и ювелирке,— и, судя по его довольному виду, совершенно не собирается бороться с режимом; такого действительно не догонишь-не поймаешь.

Интеллигенции тоже нужен главный — и, в дополнение к «главным писателям» и «главным режиссерам», люди, не особо интересующиеся хип-хопом, единодушно выбирают Оксимирона: автор существует внутри русской литературной традиции (только говорит очень быстро), где рефлексия и самокопание перемешаны с реакцией на социальное зло; выстраивает свою карьеру как путь архетипического героя — по книжке Джозефа Кэмпбелла, которую он цитирует на баттле с Гнойным, выносит на публику свои падения, сомнения и травмы, предъявляет все необходимые атрибуты Творца (в том числе огромное количество цитат и отсылок, позволяющих писать о нем пространные трактаты в фейсбуке) — в конце концов, до конца выдерживает паузу в затянувшемся творческом кризисе и возвращается в 2021 году как безусловный триумфатор, абсолютный номер один. Самое время вспомнить нашумевший баттл, сюжет которого, если совсем грубо, заключался в том, что Оксимирон со всей своей вербальной экспрессией заявлял: «Я художник!», а Гнойный орал ему в лицо: «А по-моему, ты говно!» — и победил с разгромным счетом. И если попытаться вывести какую-то мораль из феноменального успеха этого баттла — видимо, она в том, что позиция «главного героя» в русской культуре чрезвычайно востребована, но фигура выскочки, ноунейма, хейтера, открыто плюющего на все устоявшиеся иерархии,— востребована едва ли не более.

Русский хип-хоп ускользает от определений — как любая иррациональная субстанция: наверное, это больше похоже не на коллективный «голос улиц» и не на зеркало «молодежных настроений», а на коллективное бессознательное, изнанку «дневной», статусной культуры, где проговаривается то (и таким образом), что в культуре-1 не принято или запрещено. Приемы культуры-2 постоянно прорываются в первую — кажется, что рэперские «диссы» и «панчи» стали уже частью дискурса власти, официальные представители МИД РФ в 2021-м разговаривают совершенно как фигуранты батла Versus. Но обратное движение невозможно: призвать к чему-то, воспитать кого-то, утвердить какие-либо ценности через хип-хоп — так не работает. Можно лишь делать выводы о состоянии умов. Хип-хоп, как мы уже говорили, ускользает от определений, в нем есть всякое, пытаться делать выводы об этой культуре в целом по любым ее частям — страшно бумерское занятие. И все же.

Русский хип-хоп на круг все же страшно далек от черт, которые принято приписывать новому поколению: в нем по-прежнему котируется агрессия, нарциссизм, мизогиния. Это музыка часто страдающего, но неизменно гипертрофированного мужского эго; в ней много молодежного идеализма, но еще больше того, что британский философ Марк Фишер называл «депрессивным гедонизмом»: жизнь говно, ничего хорошего в ней не светит, но можно хотя бы поиздеваться над ней, а при возможности и с комфортом в ней устроиться — на чилле и расслабоне, с ювелиркой и лакшери-брендами. Как пишет авторитетное издание The Flow в рецензии на альбом исполнителя под ником Платина, «лирический герой аморален и лишен чувств, его, кажется, волнуют только первобытные инстинкты и материальные вещи»,— что ж, реакцией на общественную стагнацию может быть и банальная деградация, хип-хоп и ей дает голос. Вообще, русский хип-хоп — голос тех, кто лишен голоса, людей, исключенных из жизни, заранее знающих, что их будущее бесцветно. Из этого знания рождается многослойная разноцветная метавселенная, в которой есть и гражданский пафос, и мужественный стоицизм, и косплей гангста-темы с (чаще всего вымышленными) пушками и тачками, но по большей части — циничное презрение и к политике, и к культуре-1, и вообще к миру взрослых, который очевидно зашел не туда. Рассуждая о той или иной версии «России будущего», было бы глупо не замечать эту «теневую Россию», у которой, хотя бы в силу молодости, на будущее есть свои виды. На уме лишь кроссовки, рэп и трын-трава — и ни любви, ни тоски, ни жалости.

Подписывайтесь на Weekend в Facebook