Как Николай Миклухо-Маклай хотел сделать папуасов русскими

150 лет назад, в сентябре 1871 года, выдающийся русский антрополог Николай Николаевич Миклухо-Маклай высадился на острове Папуа — Новая Гвинея. Началась главная часть его жизни — ученого, чиновника и авантюриста.

Игрою судьбы Николай Миклухо-Маклай оказался создателем и героем двух кровнородственных мифов. Первый — российский «демократический», подхваченный и развитый в советские времена: борец с расизмом и защитник угнетенных народов. Если перевести это на современный язык, получим второй, актуальный миф: Маклай призвал белого человека сложить с себя бремя, проповедовал словом и делом многообразие культур и косвенно заложил основы политкорректности.

Но насколько реальный Миклухо-Маклай соответствовал мифологическому персонажу, этому «нигилисту-гуманисту-демократу», олицетворявшему в России представление о прогрессе?

Нарушитель правил

Начнем с краткого жизнеописания.

Родился Николай Николаевич 5 июля 1846 года в селе Рождественском Новгородской губернии, в семье потомственного дворянина. Отец, Николай Ильич, был военным инженером. Мать, Екатерина Семеновна, урожденная Беккер,— полька по национальности, водила знакомства в околореволюционных кругах, в частности, дружила с друзьями Герцена. В 1863 году Миклухо-Маклай стал вольнослушателем физико-математического факультета Петербургского университета, где проучился меньше года — был исключен без права поступления в другие русские университеты за то, что «неоднократно нарушал во время нахождения в здании университета правила, установленные для этих лиц». Тем фактически и закончился российский период жизни Н. Н. Миклухо-Маклая (было ему тогда 18 лет). В дальнейшем этот русский ученый более чем на год в Россию не приезжал.

Получив «волчий билет», Маклай отправился продолжать образование в Германии — сначала поступил в Гейдельберге на философский факультет, затем, в 1865 году, сменил его на медицинский факультет Лейпцигского университета. Помимо чисто научных занятий, будущий антрополог интересовался различными утопическими учениями, о чем свидетельствуют студенческие тетради с конспектами. Просил мать прислать ему фотографию сосланного Чернышевского. Сделал с нее рисунок, а возможно, также антропометрические обмеры. В следующем году перебрался в Йену, где занимался в основном сравнительной анатомией и зоологией. Затем началась череда экспедиций — на Канарские острова, Красное море, неудачная попытка присоединиться к полярной экспедиции Норденшельда. В перерывах он изучал зоологические коллекции европейских музеев. Основная сфера научных интересов — морская фауна, прежде всего губки и хрящевые рыбы.

Берег Маклая

В 1869 году Маклай приехал в Россию и представил в совет Императорского русского географического общества (ИРГО) проект экспедиции в Тихий океан. Недавно еще опальный студент был принят председателем общества великим князем Николаем Михайловичем, завел знакомства с великим князем Константином Николаевичем и великой княгиней Еленой Павловной. Несмотря на то что деятельность ИРГО, согласно уставу, ограничивалась исключительно территорией Российской империи и сопредельными азиатскими территориями, проект Маклая был утвержден, но с очень скудным бюджетом. Зоолог и путешественник Алексей Северцов рекомендовал молодого ученого в члены ИРГО — избрали его в 1871 году. В дальнейшем пионер российской этнографии запросто общался с высшими правительственными чиновниками Голландии, Англии, Австралии, Германии и России, с императором Александром III и Бисмарком. Будучи частным лицом, он существенно влиял на международную политику в Тихоокеанском регионе — что не избавляло его от мучительных финансовых проблем.

В 1870 году Миклухо-Маклай, заручившись рекомендательными письмами от влиятельных лиц, отправился в свое первое тихоокеанское путешествие на корвете «Витязь». Корабль отплыл из Кронштадта, делал остановки в Копенгагене, Плимуте, Рио-де-Жанейро, на острове Пасхи, на Таити, и наконец, 20 сентября 1871 года Миклухо-Маклай поднял в Новой Гвинее, на побережье залива Астролябии, российский флаг. Эта территория получила название «Берег Маклая». Здесь Николай Николаевич прожил среди папуасов-людоедов 15 месяцев. Все это время ученый не поддерживал никаких контактов с внешним миром, и распространился слух, что он погиб. Об этом сообщили сначала английские газеты, а затем некролог был помещен в «Кронштадтском вестнике» и «Правительственном вестнике».

Герой австралийского вестерна

Российское Морское ведомство не замедлило послать на поиски естествоиспытателя клипер «Изумруд». На «Изумруде» Маклай посетил Манилу, Гонконг и Сингапур. Затем, по личному приглашению генерал-губернатора Голландской Индии, он отправился в Батавию (о. Ява) и провел более полугода в резиденции голландского наместника в Бюйтензорге. В декабре 1873 года он совершил второе путешествие на Новую Гвинею (берег Папуа-Ковиай). На этот раз Маклай поселился на мысе Айва. Во время одной из экскурсий вглубь острова малайские пираты напали на деревню, где жил Маклай, убили папуасов и разграбили имущество исследователя. Маклай, подобно герою вестерна, в одиночку арестовал атамана и, вернувшись в Батавию, подал рапорт генерал-губернатору о разбойничьих нападениях малайцев на папуасов.

Вплоть до 1878 года Маклай постоянно странствовал по региону, предпринял две экспедиции по Малаккскому полуострову, почти полгода провел на Берегу Маклая. Потом из Сингапура собирался было отправиться в Россию, но, получив деньги от ИРГО, поплыл в Сидней.

В Австралии Маклай поселился надолго. Его приняли в члены Линнеевского общества, он сошелся с создателем и владельцем зоологического музея, членом верхней палаты штата Новый Южный Уэльс Маклейном, организовал биостанцию и женился на дочери премьер-министра штата Джона Робертсона. Из Сиднея он предпринял ряд экспедиций вглубь страны и на острова.

В Россию Миклухо-Маклай ненадолго заехал лишь в 1882 году. Его чествовали в Географическом обществе, о нем писали газеты, курсистки с боем прорывались на его лекции. После Петербурга Маклай отправился с докладами в Берлин, Париж и Лондон, и затем опять в Сидней. В 1886 году он опять вернулся в Россию, в 1887 году перевез из Австралии семью в Петербург, а 2 апреля следующего года умер.

Человек с Луны

Кем же был этот испытатель природы, посвятивший свою жизнь папуасам? Давайте попробуем разобраться.

Из отчета Маклая Русскому географическому обществу: «Считая исследование мозга людей темных рас делом первой важности для антропологии, я не пропустил ни одного смертного случая в госпитале и имел возможность добыть таким образом шесть экземпляров мозга туземцев с островов Тихого океана. Кроме этой весьма обширной работы, я занялся анатомией мозга ехидны».

В одном из писем в ИРГО он говорит о своем «совершенно безразличном интересе к благосостоянию туземцев берега Маклая». Такой же «безразличный интерес» распространяется и на его собственную жизнь. Когда Миклухо-Маклай предстал перед папуасами, те встретили его копьями. Но, «исключая двух или трех царапин, никто не решался нанести мне тяжелую рану — диких ставил в тупик мой неизменный индифферентизм». Видимо, во многом благодаря этому «индифферентизму» папуасы и сочли его «человеком с Луны», способным летать и поджигать море. И эта роль ученого вполне устроила.

Он пишет ближайшему другу, князю Александру Мещерскому: «Моя участь решена: я иду — не скажу по известной дороге (дорога эта — случайность), но по известному направлению, и иду на все, и готов на все. Это не юношеское увлечение идеею, а глубокое сознание силы, которая во мне растет, несмотря на лихорадки. Про удовлетворение этого стремления говорить нечего: его нет и быть не может». Любопытна дата письма — «апрель, не помню которого, 1873».

Хотя Миклухо-Маклай довольно часто говорил о благе человечества, но, как это свойственно истинным гуманистам, само человечество не любил. «Я могу и научился выносить многое,— пишет он сестре,— но общество так называемых людей мне часто бывает противно, почти нестерпимо». Особенно его раздражали европейцы. Это, впрочем, не значит, что он преклонялся перед «дикими» — он, в отличие от Руссо, их слишком хорошо знал. Просто европейцы не представляли для Маклая «безразличного интереса» и потому были скучны.

Германская аннексия

От передовой российской интеллигенции Миклухо-Маклай отличался также отношением к родине. Патриотом он не был, что для России XIX века — вещь почти невероятная. Миклухо-Маклай — гражданин мира, и если он обращается к русскому правительству за помощью в организации колонии на Новой Гвинее, то не ради «российских интересов», а потому, что переговоры с европейскими державами не дали результата. Он пишет вице-председателю ИРГО Петру Семенову-Тяншанскому: «Не как русский, а как Тамо-боро-боро (наивысший начальник) папуасов берега Маклая я хочу обратиться к его императорскому величеству с просьбой о покровительстве моей стране и моим людям и поддержать мой протест против занятия этого берега Англией».

Но личную дружескую привязанность Маклая к папуасам не стоит переоценивать. Из обращения к комиссару западного Тихого океана сэру Артуру Гордону: «Считаю истребление темных рас на островах Тихого океана не только несправедливой жестокостью, но и непростительным промахом в политико-экономическом отношении. (…) Тропический климат, не допускающий белого предаваться постоянным тяжелым работам, препятствует также, действуя особенно на здоровье белой женщины, достаточному размножению белой расы под тропиками».

Маклай защищал папуасов скорее не как правозащитник, а как современный эколог, пытающийся спасти редкий вид животных от исчезновения. Поэтому он и стремился оградить туземцев не только от тлетворного влияния белых, но от европейской цивилизации вообще. Именно поэтому он настаивал, чтобы все сношения папуасов с чужеземцами проходили исключительно через него. По сути дела, речь идет о создании этнографического заповедника, в котором Миклухо-Маклай отводил себе роль смотрителя. Рай для сверхчеловека-мизантропа: поселиться где-нибудь в благословенных странах тропических, но не вблизи европейцев, а среди братьев меньших, как современные зоологи селятся среди горилл или волков, или как Гоген на Таити.

Отстаивая на протяжении многих лет независимость своего берега, Миклухо-Маклай действовал как профессиональный политический авантюрист. Сталкивая между собой державы, претендовавшие на Новую Гвинею, он умудрился пресечь две колониальные экспедиции. А после того как в 1885 году залив Астролябии посетило немецкое коммерческое судно и установило на берегу германский флаг, объявив немецкий протекторат, Маклай перешел к решительным действиям. Он направил гневную телеграмму Бисмарку, заявляющую, что «туземцы отвергают германскую аннексию», и уведомил об этом императора Александра III. Тогда же он призвал своего брата Михаила Николаевича и еще ряд лиц временно поселиться на Берегу Маклая. Он пишет брату: «При переговорах с князем Бисмарком мне необходимо будет опираться на факты, на действительное обладание, а не только на слова и право».

Место, которого нет

В конце концов, Миклухо-Маклаю не так уж важно, какой официальный статус будет иметь его заповедник, лишь бы заполучить свой рай. Прибыв в Россию, он дважды встречался с Александром III и получил высочайшее разрешение поднять на Берегу Маклая русский государственный флаг, однако вопрос о статусе территории должна решить специально организованная комиссия. И тут дело приняло оборот, которого он, видимо, не ожидал.

Он пишет Николаю Гирсу, министру иностранных дел России: «Имея на островах Тихого океана земельную собственность и нуждаясь в содействии нескольких благонадежных лиц для … присмотра за ней, я предложил через посредство одной из петербургских газет, а именно, "Новостей", желающим сообщить … мне об их готовности отправиться туда. Совершенно неожиданно для меня, число изъявивших решение доходит в настоящее время до 220». Поначалу Миклухо-Маклай пытался отговаривать потенциальных поселенцев. Некоему крестьянину Кисилеву он объяснял: «Полевая работа на солнце и при тропических дождях не соответствует организму европейца. Переезд туда с семейством представляется при нездоровости климата весьма неудобным и рискованным. Я думаю, что для вас переселение на "необитаемые" тропические острова — вещь совсем не подходящая».

Однако число желающих все увеличивалось и вскоре перевалило за 2000 человек.

Публика эта была весьма разношерстная. Вот как описывает собрание «колонистов» журналист «Петербургского листка»: «Были видны и армейские и флотские мундиры, франтоватые жилетки и потертые пальто, и русские шитые сорочки».

Понимая, что ситуация выходит из-под контроля, Миклухо-Маклай вроде бы решился создать в Океании русскую колонию.

Проект колонии расписан довольно подробно — в нем определены условия переезда, структура самоуправления, экономическое устройство и прочее, но один пункт настораживает: «При выборе места для колонии принять во внимание следующие условия: хороший морской порт, порядочный климат, здоровая еда, плодородие почв». При этом кому, как не Маклаю, было знать гибельные для европейца природные и климатические особенности Океании. Иными словами, места, где должна была обосноваться колония, не существовало. Утопия в этимологическом значении слова.

Место, которого нет.

Не может быть счастлив

Здравый смысл, однако, восторжествовал. В октябре 1886 года был собран комитет из представителей министерств иностранных дел, внутренних дел, морского и военного для обсуждения проекта Маклая. Комитет постановил отказать решительно и бесповоротно. Соответствующую резолюцию наложил Александр III.

Маклая это не смутило. Действительно, какая резолюция может остановить бестию, стремящуюся к бесстрастному счастью-небытию? Он решает финансировать экспедицию за свой счет. Деньги должны поступить от публикации трудов, работу над которыми он продолжал, несмотря на резкое ухудшение здоровья.

15 апреля 1888 года в газетах появилось объявление: «Вчера в клинике Виллие в Санкт-Петербурге в 8 часов 30 минут вечера скончался на 42-м году жизни после продолжительной и тяжелой болезни Николай Николаевич Миклухо-Маклай. Смерть застала Николая Николаевича тогда, когда он обрабатывал второй том записок о своих путешествиях».

В юности Миклухо-Маклай встречался в Веймере с Иваном Тургеневым. Его тогда поразили слова писателя о счастье: «Когда человек чего хочет — он не может быть счастлив».

Это отрывок из книги о Николае Миклухо-Маклае, которую писал, но не окончил Федор Погодин (1964–2011), сценарист, писатель, сотрудник издательского дома «Коммерсантъ» в 1992–2002 годах.

Текст подготовила Татьяна Кравченко