Звуки мученические
Сакральный театр Генделя на фестивале Московской филармонии
На фестивале «Георг Фридрих Гендель. Мир горний и мир дольний» в Московской филармонии прозвучала поздняя генделевская оратория «Феодора» (1750), исполненная под управлением Александра Рудина отменной командой солистов, хором «Интрада» и оркестром Musica Viva. Поразительный опус о вере и любви, торжествующих над смертью, особенно интересно смотрелся рядом с любовными перипетиями героев звучащих на фестивале генделевских опер. Выбрать между «миром горним» и «миром дольним» затруднился Сергей Ходнев.
Изначально, в безоблачном 2019 году, предполагалось, что генделевский «мир горний» — духовно-ораториальные вещи — на фестивале будут представлять три концерта: «Музыка для католического Рима», «Музыка для английских королей» и ни много ни мало «Музыка для Бога». Но музыка для английских королей (то есть громогласные коронационные антемы, церемониальное сокровище британской монархии по сию пору) потерялась из-за пандемических сложностей, так что в итоге смысловой перевес все-таки достался именно «Музыке для Бога», какой оказалась оратория «Феодора».
Кто-нибудь, возможно, спросит, почему именно «Феодора», а не «Израиль в Египте», «Валтасар», «Саул» или еще какая-нибудь из ораторий Генделя, которые окружены романтическим ореолом так давно. Вплоть до последних десятилетий ХХ века было общим местом, что генделевские итальянские оперы — это так, пшик и жертва условностям, а вот оратории — дело другое, тут вам и эпический размах, и героика, и подлинная монументальность, и настоящая свобода. И где же, мол, было проявить себя подлинному драматическому гению, как не в отрыве от классицистических единств, математики оперных либретто и капризов итальянских артистов.
Наверное, в том была и затея филармонии, что даже среди остальных ораторий «Феодора» — вещь неожиданная и обескураживающая того, кто к этим общим местами привык. Никакого «Господа воинств», никакого ликующего «аллилуйя!» — оратория вообще-то о любви: антиохийскую христианку Феодору любит солдат Дидим. И любит настолько, что, когда во время Диоклетианова гонения Феодору арестовывают и пытаются заставить принести жертву идолам под угрозой коллективного изнасилования, Дидим умудряется ее спасти, зная, что расплатится за это головой. Впрочем, спасенная Феодора понимает, что не сможет спокойно жить, приняв это самопожертвование. Грубый римский наместник Валент, устав разбираться в этом combat de generosite, приговаривает обоих к смерти, которую они принимают с ликованием. Перед героями не расступается море, ангел не сокрушает враждебное им коварство — все чудесное происходит в их душах, и только в них.
Прозвучав в этот раз в Москве с огромной силой убеждения, «Феодора» располагала, во-первых, исключительными хоровыми возможностями «Интрады». Ансамбль Екатерины Антоненко тонко комментировал события, изумительно перевоплощаясь из кровожадной языческой толпы в катакомбную общину и обратно, и мастерски вывел пронзительные, сложнейшие психологически финалы первого («Go, gen’rous pious youth») и второго («He saw the lovely youth», хор-фреска о сыне Наинской вдовы) действий.
Во-вторых, каст солистов оказался все-таки более равномерным, чем в случае двух прозвучавших пока что на фестивале опер. Римского правителя Валента с совсем не карикатурными пылом и величавостью спел баритон Морган Пирс, тенор Каспар Синг своим апломбом романтического jeune premier сделал большую роль из амбивалентно симпатичного офицера Септимия. Для партии христианки Ирины, через мудрую резиньяцию которой все-таки пробиваются иногда ужас или отчаяние, пришлось впору тактичное и объемное на низах меццо Кристины Хаммарстрем. Из двух влюбленных чисто драматически впереди оказался все-таки Дидим в исполнении контратенора Тима Мида: по эмоциональной наполненности, интенсивной подаче, сложности и чистоте образа юный воин выигрывал у Феодоры, которая в исполнении Генриетты Бонде-Хансен выдавала арию за арией с одной и той же чудесной лучезарностью — вне зависимости от того, пребывает ли ее героиня в сладостном экстазе или ждет поругания.
Единственное, чего этому прекрасному исполнению недоставало,— это как раз той красочной, крупной игры аффектов, которая была на фестивале в трактовках «Роделинды» и «Тамерлана» от Кристофера Мулдса: замедленные темпы все-таки отдавали большей сдержанностью и большим однообразием, чем хотелось бы. Впрочем, та же самая Musica Viva в начале фестиваля звучала иной, заметно более гибкой, когда под управлением Андреаса Шперинга звучал сенсационный римский Гендель образца 1707 года — псалмы «Laudate pueri» и «Dixit Dominus», а также мотет «Saeviat tellus». И даже в усеченном виде генделевский «мир горний» предъявил много великой и образцово исполненной музыки, но у «мира дольнего» будет возможность реванша: завтра, 15 сентября, фестиваль завершится исполнением сиятельнейшего оперного хита Генделя, его «Юлия Цезаря в Египте».