Елена Стафьева о Moda Povera Оливье Сайяра

Многосерийный проект перформансов, которые делает один из главных фэшн-кураторов современности Оливье Сайяр, называется Moda Povera — по аналогии с arte povera. И аналогия эта как нельзя более уместна — перформансы проходят во время летней недели haute couture, и Сайяр делает свой кутюр из совершенно некутюрных вещей

«Je suis un couturier du dimanche». Так начинается текст, распечатанный на обычном листе формата А4, который каждый, пришедший в крошечную студию Сайяра посмотреть перформанс Moda Povera, находил у себя на стуле. «Couturier du dimanche» обыгрывает французское выражение «peintres du dimanche», то есть фактически «художник-любитель», «дилетант»,— и это равным образом и самоумаление и стейтмент, как и аллюзия на arte povera. Оливье Сайяр, с одной стороны, будто бы называет свою затею кружком кройки и шитья, а с другой — помещает ее в один контекст с настоящим кутюром, задавая таким образом вопрос: а что же такое вообще настоящий кутюр?

Содержание Moda Povera простое, изящное, выразительное и очень культурное — как все, что делает Сайяр, от выставок в парижском музее моды Гальера, директором которого он был, и до проектов для парижского бренда мужской обуви J.M. Weston, художественным директором которого он является. Moda Povera устроена по тому же принципу, что и arte povera: используй то, что под рукою, и не ищи себе другого, превращай банальное, повседневное, даже трэшовое, в исключительное и уникальное. Для коллекции в интернете покупается самая простая и самая дешевая одежда самого большого размера — в этот раз это были черные мужские костюмы размера 8XL, самые кондовые, полиэстеровые, по цене не дороже €100. Дальше Оливье и два его ассистента с помощью швеи, работавшей еще с Мадам Гре, что-то распарывают, что-то перешивают, драпируют, делают складки и защипы, то есть с помощью традиционной кутюрной работы меняют их облик. Вещи при этом остаются самими собой — то есть черными мужскими костюмами за €100 из интернета, но совершенно меняют свою сущность, превращаясь в неотразимо прекрасные наряды, исключительные, достойные оказаться в музейной витрине рядом с Yohji Yamamoto, Maison Martin Margiela, Comme des Garcons да и с той же Madame Gres.

«История моды — вот моя техника»,— написано в том же предисловии к перформансу. И это касается не только работы с вещами, но и работы с людьми, то есть выбора перформеров, в качестве которых у Оливье выступают три парижские манекенщицы разных возрастов — Зое Гёдар, Аня Марченко и Аксель Дуэ,— их состав от перформанса к перформансу варьируется, и в этот раз была только Аксель. И тут надо отдельно сказать и про нее, и про еще одно, помимо работы непосредственно с материалом, замечательное свойство Сайяра.

Аксель Дуэ, парижская манекенщица par excellence, начинала у той же Мадам Гре и всю свою карьеру работала и работает с кутюрье — и не только на подиуме, но и в так называемой «кабине», то есть на примерках в процессе создания коллекций. И это совершенно особенный набор психофизических характеристик. Аксель с помощью Оливье и его помощников снимала и надевала эти костюмы, прохаживалась в них той самой походкой манекенщицы — выбрасывая вперед ногу, чтобы не запутаться в подоле длинного платья, разворачивалась, принимала классическую позу в конце подиума с изгибом и руками на талии. И уже все это само по себе — часть культуры, которой уже нет, она почти утеряна, как легендарная техника драпировки Мадам Гре. А потом она останавливалась и, например, распускала волосы, опять стягивала их в хвост, закручивала в низкий пучок — и все это становилось художественным действием, как танец или пение, и ровно так же переживалось публикой. Аксель превращала вещи из объектов в субъекты, вступая с ними во взаимодействие, и одновременно сама превращалась в художественный объект. Эта синергия вещи и манекенщицы действовала совершенно гипнотически. Несколькими неделями раньше Сайяр показывал в Риме перформанс Embodying Pasolini с Тильдой Суинтон и костюмами из фильмов Пазолини — и Аксель Дуэ по силе выразительности не уступала Тильде Суинтон, хоть и выступала немного в другом жанре. И то, что Сайяр умеет добиваться этого эффекта с разными перформерами и на разном материале,— его большое достижение.

«Она (история моды.— Е.С.) — мои ножницы, то, что приближает меня к именам, которыми я всегда восхищался, и удаляет от них. Она — моя иголка и булавка, она то, с чьей помощью я бы хотел вписать Moda Povera в периметр, огороженный лентой кутюрного мастерства.

Так, истерзанные и измененные, наши мужские костюмы становятся объектами рефлексий, в которых можно прочитать историю моды, или поэтическим оммажем всем великим мэтрам, которых я изучал и которыми восхищался»,— продолжает Сайяр в своем вступительном слове. И надо сказать, что эти его «истерзанные и измененные мужские костюмы» выглядели настоящим кутюром едва ли не в большей степени, чем тот, что показывался ровно в это самое время на главных подиумах Парижа. Много раз уже поминавшаяся тут Мадам Гре, замечательную выставку которой сделал в свое время Оливье Сайяр, одна из тех мэтров, которыми он безусловно восхищается, создавала свои великие платья буквально как скульптуру, драпируя и закладывая ткань на манекенщицах, вылепляя свои силуэты руками, и это очень далеко от тяжелой декоративности — провокативной или безыскусной, изобретательной и не очень,— к которой практически свелся современный кутюр. Оливье Сайяр, возвращает кутюр именно к этой его сути, как ее понимали те самые его герои из истории моды. В его студию, кстати, можно прийти — и после двух примерок, как и положено, получить один из этих костюмов. И мне это кажется одним из сильнейших соблазнов нынешнего haute couture.