Руководитель противопожарного отдела «Гринпис» Григорий Куксин о том, как будет складываться ситуация с лесными пожарами летом 2021 года

Как смог от лесных пожаров влияет на здоровье жителей регионов, почему высадка саженцев — это зачастую бесполезное вложение средств для восстановления лесов и почему, по мнению экологов, проблеме борьбы с пожарами до сих пор не придается должное значение в интервью “Ъ-Сибирь” рассказал руководитель противопожарного отдела «Гринпис» Григорий Куксин. Он полагает, что лесные пожары будут такими же масштабными, как и в 2020 году из-за аномальной жары.

— Как менялась статистика по лесным пожарам в последние годы?

— С 1 января по 20 мая 2021 года в России площадь, пройденная лесными пожарами по всем категориям земель, по данным ИСДМ-Рослесхоз, составила 5,43 млн га. Большие показатели за этот период фиксировались только в 2008-м (9,48 млн га), в 2003-м (7,80 млн га), 2018-м (7,67 млн га) и 2019-м (5,61 млн га) годах.

За последние 20 лет тенденция меняется не в лучшую сторону как в Сибири, так и по всей стране. В Дальневосточном и Сибирском федеральных округах наблюдается рост площади пожаров в среднем примерно на 442 тыс. га в год. Раньше ученые говорили, что есть средний четырехлетний цикл солнечной активности, когда каждый четвертый год горит сильнее, чем предыдущие три. Такой же цикл есть 10–12-летний. Они были связаны с погодными условиями, которые создавали возможность для распространения пожаров на большие площади. Но в последние четыре года (с 2018-го) мы наблюдаем заметное ухудшение: эта череда циклов перестала работать, глобальные климатические процессы не позволяют нам говорить о так называемых более спокойных и более опасных периодах.

— Пожары этого года отличались от предыдущих?

— Есть два пика пожаров. Первый — апрель-май, когда происходят так называемые ландшафтные пожары, среди которых преобладают возгорания на открытых пространствах — травяные, тростниковые пожары. Второй — с середины июля по август, когда преобладают именно лесные пожары. В первый период, который уже завершился, горят, как правило, южные территории. В основном причиной является поджог сухой травы. Ландшафтных пожаров много, не все они крупные, но масштабы катастрофические. В этом году активно горели Омская и Новосибирская области, Тюмень. Например, в этом году в Новосибирской области можно было наблюдать несколько тысяч термоточек, а площадь пожаров составляла сотни тысяч гектаров. Проблема в том, что, как правило, картина не отличается год от года. Кстати, в мае у нас не было ни одной грозы, все пожары возникли по вине людей — из-за пала травы. Были случаи, когда огонь переходил на ценные леса — березовые колки, боры. Я в этом году участвовал в тушении в Хакасии, и за 10 дней, что мы там находились, потушили 14 пожаров, в пяти случаях застали на месте поджигателей. Например, это были сельхозработники, которые специально приехали на машинах с топливом, в некоторых случаях — сельские жители, которые выжигали траву вокруг населенного пункта, надеясь так себя защитить от пожаров. Были и умышленные поджоги с криминальными интересами. Однако преобладают бытовые причины.

— Как высчитывается экономический ущерб, нанесенный пожарами?

— Ущерб от пожара определяется очень сложно. Трудно понять разницу между лесными и всеми остальными ландшафтными пожарами из-за изменений в законодательстве. Если раньше лесными пожарами считались те, что произошли на землях лесного фонда, землях обороны и на землях федеральных ООПТ, то теперь это все пожары, которые происходят в лесах. С одной стороны, это хорошо, с другой — совершенно непонятно, как считать ущерб, при том что прописаны, например, отдельные методики для определения ущерба только для лесных пожаров. Для огромной площади лесов (в том числе в Сибири), которые нелегально выросли на брошенных сельхозземлях, вообще неясно, как оценивать урон от пожаров и кто будет это делать.

Помимо этого, ущерб складывается из многих факторов — стоимость сгоревших домов, выплаты родственникам погибших людей, прямые расходы на тушение, зарплаты пожарным, топливо и пр. А еще, кроме методик расчета ущерба, учитывающих стоимость древесины, применяются методики подсчета других видов ущерба, причиненного природе. Есть, например, методики расчета ущерба объектам животного мира. Если их суммировать, а это справедливо, то ущерб от пожаров в Сибири будет больше, чем бюджет РФ. По одному крупному пожару в несколько тысяч гектаров ущерб может составлять несколько миллиардов рублей, например до 10 млрд руб. при горении почвы. Конечно, этот ущерб никто не признает. Если найден поджигатель, то, согласно методикам подсчета ущерба, урон должен быть оценен в некоторых случаях в 250 раз больше, чем если виновника не нашли. Как мы понимаем, если стоит задача снизить ущерб от пожаров, то органы власти могут просто не искать поджигателей.

В 2015 году в Хакасии была просто катастрофа. 12 апреля практически вся республика оказалась охвачена степными пожарами, полностью рукотворными. Сгорело много леса, населенных пунктов, райцентров, дома сгорали целыми улицами. Погибло около 30 человек, 900 человек пострадали. Это было опасное время. Тогда ущерб оценивали в 7 млрд руб. В этом году в стране тоже уже были зафиксированы случаи, когда сгорали дома и пострадали люди, были случаи, когда житель жег траву и случайно сжег соседа.

— Пожары из-за поджога сухой травы — это беда, характерная именно для Сибири?

— К сожалению, традиция поджогов травы все еще сильна во многих регионах. Но из-за огромных пространств, не фрагментированных дорогами, из-за низкой плотности населения именно в Сибири такие палы становятся регулярной причиной самых масштабных пожаров. Весной можно в 100% случаев говорить, что пожары — результат деятельности людей. Вообще в Сибири 9 из 10 пожаров случаются по вине людей, остальное — грозы, но они бывают только летом, молниевых пожаров всего 10% от общего числа, но не везде: например на севере Красноярского края половина всех пожаров — молниевые.

— Леса в Сибири горят каждый год. Нужно ли бороться с этим явлением? Например, два года назад красноярский губернатор заявлял, что пожары в зоне контроля тушить не нужно.

— Совершенно очевидно, что тушить надо, бороться надо, пожаров слишком много, и они несут угрозу для жизни. Помимо этого, сгорают освоенные леса, где ведется лесозаготовка. Когда такой лес сгорает, люди вынуждены уходить дальше, углубляться в тайгу, в малонарушенные леса. Когда у нас выгорает освоенная тайга в том же Красноярском крае, Приангарье, это намного больше тех площадей, что вырубаются законно или незаконно. Для сравнения: в России в среднем в год около 1 млн га леса вырубается, а 4 млн га — выгорает. Если говорить о Сибири, здесь ежегодно площадь, пройденная огнем, составляет около 3-4 млн га, из которых четверть не просто повреждается огнем, а погибает. И эта площадь постепенно увеличивается. Конечно, лес во многих местах восстановится после пожара уже через несколько десятилетий, но прежним (взрослым, разнообразным и устойчивым) он станет лишь через сотни лет.

— Нередко цифры по пожарам в лесах, которые приводит «Гринпис» на Лесном форуме, и цифры «Авиалесохраны» существенно отличаются, у последних — в сторону уменьшения. Почему?

— С «Авиалесохраной» мы никогда не спорим, если она приводит данные системы дистанционного мониторинга — из космоса всем видно все одинаково. Однако есть разница в том, какие пожары мы называем лесными, а какие — нет. Для нас как для общественной организации важно, какие площади пройдены огнем, какая часть на них была покрыта лесом, где он сгорел. Для «Авиалесохраны» важно очень точно анализировать, какая часть пожаров пришлась на земли именно лесного фонда, за борьбу с этими пожарами она отвечает как подведомственная организация Рослесхоза. И вот здесь для многих регионов очень сложно провести четкую границу, потому что никто точно не знает, затронул ли пожар эти земли и где именно их границы — по космическим данным их нелегко отличить. Здесь может возникать разница. Когда «Гринпис» говорит, что по космоснимкам мы отрисовали все пожары и получилось 26 млн га, из них 13 млн га сгорели весной, остальные — летом, ни одна государственная организация не признает эти цифры, поскольку сейчас вообще никто из официальных служб в нашей стране не считает площади всех ландшафтных пожаров.

— Какие силы обычно привлекаются на тушение пожаров в лесах?

— Если мы говорим именно про лесные пожары в Сибири, то основную роль в тушении играют лесные службы — лесники, лесные пожарные — не МЧС. В каждом субъекте есть органы управления лесами, при которых создается специализированная пожарная организация, которая может представлять наземные силы и авиационную базу. Ее сотрудники ведут наблюдение за ситуацией в лесах по видеокамерам либо делают облеты на патрульных самолетах. В идеале на этих самолетах должны находиться парашютисты, которых в случае обнаружения пожара можно будет высадить в районе возгорания, чтобы потушить пожар на ранних стадиях. Так должно быть, но работает так не везде. Кроме этого, есть федеральная «Авиалесохрана», резервы которой распределены по регионам. В Сибири они есть в Абакане, Красноярске, например. Если регионы не справляются, то федеральных лесных пожарных перебрасывают на оказание помощи, но только по запросу региональных властей.

«Гринпис» берет некоторый объем работы по тушению торфяных пожаров, в том числе и в Сибири, оказывает методическую помощь, обучает добровольцев в Новосибирской и Иркутской областях, в Бурятии, в Красноярском крае, в некоторых случаях оказывает помощь в тушении особо охраняемых природных территорий — заповедников, национальных парков, заказников. Добровольные лесные пожарные оказывают большую помощь в тушении конкретных пожаров на ранних стадиях, например они могут выехать и потушить траву, пока она не разгорелась. Есть еще сельские добровольные дружины, но пока они медленно развиваются, хотя пожарная безопасность должна опираться именно на местных жителей, чтобы они не ждали, пока пожарные к ним прилетят. Но эта модель в регионах в основном не реализована. На бумаге таких дружин много, а в реальности их приходится выискивать днем с огнем.

— Какова сейчас площадь зон контроля? Стоит ли их сокращать?

— В России она составляет примерно половину всех лесов (около 45%). В Красноярском крае и Якутии, например, к зонам контроля относится более половины лесов. Сокращать такие зоны стоит — в них ошибочно попадают в том числе некоторые вполне освоенные леса (те, где ведется лесозаготовка), а их нужно исключать, потому что там выше вероятность возгораний. Очень часто наблюдаем такую ситуацию в Красноярском крае, Иркутской области, где лес рубить можно, а вот пожарных как будто туда же доставить нельзя, так как «отдаленные территории». Есть абсолютно абсурдные ситуации, когда в зону контроля попадают территории населенных пунктов, частично — дороги. Глупо не тушить пожар, который идет к населенному пункту, а потом эвакуировать людей. Такие вещи есть во многих регионах. Предположительно, эти зоны можно сократить в два раза.

— Какие регионы Сибири больше всего страдают от пожаров? В чем причина?

— Этой весной — Новосибирская, Омская области, Тюмень, многие дальневосточные регионы. Сейчас мы подходим к летнему периоду, когда начнутся именно лесные пожары, и это будут Иркутск, Красноярск и Якутия. Этим регионам сильнее всего не хватает людей, техники, у них самые обширные зоны контроля и традиционно самые большие площади пожаров. В условиях изменяющегося климата пожары становятся все опаснее. Поэтому либо мы справимся с пожарами, либо они справятся с нами. Вопрос стоит именно так. Большие периоды экстремальной жары, сильные ветры — это в совокупности формирует сложные условия для борьбы с пожарами, они становятся все более непредсказуемыми.

— Достаточные ли меры , по вашему мнению, принимаются в регионах для борьбы с лесными пожарами?

— Нельзя сказать, что проблеме совсем не уделяется внимание, но оно, скорее, сезонное. Проблемы пожаров волнуют чиновников только в сам период пожаров — когда уже все горит, тогда и начинают давать обещания. Бюджет Госдума рассматривает осенью, когда масштабных пожаров уже нет, и эта процедура не омрачается конфликтами и скандалами из-за горящих лесов, а все ранее данные обещания к этому времени традиционно забываются. С пожарами нужно бороться загодя, вкладываться в профилактику, в подготовку людей, а так получается, что мы все время бьем по хвостам — включаемся в процесс тогда, когда уже все горит. Но на этой стадии поздно профилактировать, нужно спасать людей. Есть еще проблема, связанная с разобщенностью ведомств: они отвечают за тушение на разных категориях земель. Например, если пожар переходит на заброшенные пашни, то лесники уже не имеют права его тушить.

— Сколько выделяется средств на тушение лесных пожаров и достаточно ли их?

— Очень сложно отделить деньги, выделенные в целом на содержание лесного хозяйства и лесную охрану от тех, которые тратят именно на тушение. На всю сферу охраны лесов в год выделяется около 30 млрд руб., из них, полагаю, только 5-6 млрд тратят на тушение, в то время как по России такая потребность в деньгах на охрану лесов составляет около 90–100 млрд руб.

— Как, по вашему мнению, будет развиваться ситуация с лесными пожарами в Сибири в этом году?

— Не лучше, чем в предыдущем. Первый звоночек для этого — денег выделили столько же, сколько и в прошлом году. Ни у кого из регионов не стало кардинально больше людей и техники. Если мы в прошлом году не были готовы к пожарам, то нет предпосылок думать, что будем готовы в этом. Выделены деньги на создание в Красноярском крае базы «Север» для охраны удаленных территорий, но в этом году она не успеет стать прорывным решением (ее только начали строить). В целом, прогнозы на этот год не особо благоприятные.

— Что происходит с выгоревшими лесными массивами? Как быстро можно восстановить лес?

— Этой теме уделяется мало публичного внимания со стороны властей, поэтому у людей может сложиться впечатление, что вместо погибших или вырубленных лесов у нас высаживается что-то новое. Это не так. Лес почти всегда восстанавливается после пожаров сам, просто это будет не совсем тот лес, который сгорел. Например, сгорел старый еловый лес, на его месте вырастет береза или осина через шесть-семь лет, пока снова вырастет ельник пройдет 200–300 лет.

Во многих случаях посадки саженцев не требуются, они не имеют смысла. Если мы хотим быстро восстановить ценный лес (быстро — это лет за 40–70), нужно провести искусственные лесовосстановительные работы, но посадка саженцев — это только первый этап, должны последовать и другие — прополка травы, березняка, так называемые прочистки, осветления и другой дальнейший уход за молодым лесом. И, конечно, всю свою жизнь этот лес будет нуждаться в защите от пожаров. Если полностью не провести все этапы, то это просто будет красивый ритуал посадки. У нас же, как правило, дальше этого дело не заходит из-за отсутствия средств, и почти все посаженное погибает. Поэтому в Сибири преобладает естественное зарастание выгоревших площадей.

— Как пожары сказываются на жителях городов? Каждый раз, когда в Сибири горят леса, в крупных городах — смог.

— Он опасен для людей, потому что это мелкие взвешенные частицы, которые не выводятся из наших дыхательных путей. Практически все врачи-пульмонологи говорят, что этот фактор негативно влияет на здоровье. К тому же этот дым содержит угарный газ, а также много других опасных газов, например бензапирен, который провоцирует в том числе онкологические заболевания. Смог сказывается, в первую очередь, на уязвимых группах — пожилых, людях с респираторными и сердечно-сосудистыми заболеваниями, на беременных, новорожденных. Но все эти данные нельзя привязать к конкретному пожару, нельзя сказать, что эта бабушка умерла преждевременно, потому что у нас сгорел лес. В этом году мы не исключаем что все крупные города Сибири так же будут страдать от смога. Изменить ситуацию можно, если увеличить финансирование лесной охраны. Когда дым приходит в город, уже поздно чего-то требовать.

Беседовала Юлия Сасевич