Осенний блюз

Своевременные мысли Михаила Жванецкого

«Огонек» поинтересовался у Михаила Жванецкого, как погода отражается на настроении и что значит возраст для писателя и философа? Вот его ответ — новые произведения.

Фото: Иван Коваленко, Коммерсантъ

Детские игры

В 7 лет началась война.

Отец главврач сельской районной больницы.

Квартира в больнице. Дом. Сад. Трехколесный велосипед.

Пианино. Учат музыке. Хуже игр, чем на пианино, нет. Выручила война.

Отца на фронт. Я впервые в жизни в автомобиле на станцию. Грузовик «Газ». Я впервые впереди себя не вижу лошадей. Пробка радиатора и дорога, сама бегущая под колеса. Сама бежит издали ко мне и под колеса.

Следующая игра из Винницы. Товарный эшелон. Бомбы. Мы в поле. Мама меня маскирует лопухами. Дальше — в Среднюю Азию.

Письма папы с фронта — «привезу тебе игрушек».

Отца перевели главным врачом эвакогоспиталя в тыл. Весь город — больничные халаты, одноногие в тапочке, в подвернутом кальсоне. Стоят на физкультуре на одной ноге, с мячом в противоположной руке.

В городе Котовске в конце 44-го — патроны, патроны… Все игры с патронами. Костер. Патроны в костер.

И на станцию. Эшелоны…

«Дяденька, тетрадку, карандаш!..» Эшелоны не останавливались. На ходу выбрасывали какие-то толстые тетради, карандаши.

Отец в Одессу. Двоюродный брат в Одессу. Дядя с фронта из Германии в Одессу. Нас на 30 метров пять человек.

Играюсь. Револьвер отдельно, обойма у дяди. Все игрушки — наганы, револьверы. Самые красивые — никелированные браунинги.

Один конек на валенке, второго нет. Веревками к валенку и за грузовиком.

Игра с растопкой печи семечковой шелухой. Макуха — плоский кусок выжатых семечек. Масло отжали. Макуха детям — сосём, сосём… Вкусно.

Конек, макуха, револьвер без патронов и весь базар безногий и безрукий. Бушлаты. Рукавицы с двумя пальцами и со страшным визгом доски на четырех подшипниках. И очень ловкие безногие в орденах отталкивались деревянными стукалками от тротуара.

И все веселые — победа, победа…

Свернули голову авторам уничтожения целых народов в красивых мундирах. И мундиры на пленных в лохмотьях.

Хорошее, здоровое, интересное… нет, не детство, а первая страница жизни.

Михаил Жванецкий о переменах в жизни и их ожидании

Смотреть

Заголовки

Под многими интересными названиями я жил.

Часть жизни — идущий на медаль.

Потом — комсорг веселый.

Сменный механик-юморист.

Красивые волосы.

Артист на производстве.

Потом — бабник.

Потом — Мишка-хохмач.

Потом — Ты смотри, скоко он имеет. Это ему Райкин плотит?

— А кто? Государство? За эти хохмы?.. Да я б гроша ломаного…

— Может, он еще стучит на кого…

Потом я долго был — не писатель.

Потом — одесская скороговорочка.

Потом — Что он имеет против нашего народа?!

Какое-то время был русофобом.

Какое-то время — антисемитом.

Потом — самый народный.

Потом — фен?мен, но не писатель.

Потом — феномен, но не сатирик.

Потом — наш популярный сатирик.

Потом — наш известный сатирик.

Потом сразу — Да какой он сатирик?! — Дерьмовый хохмач.

Потом — некий символ.

Потом — доперестроечный гений.

Потом — Сальные шутки сальным ртом. Перманентно пьяный выползает с бокалом и лезет в экран.

Гениальный затачиватель каменных стрел.

Потом —

— Как у него всё это не кончается?

— Что?

— Да всё это!..

Потом —

— Его забудут еще до того, как меня в школах начнут изучать.

И как ему не стыдно, что на него так смотрят?

— Как?

— Ну, с обожанием.

— А что ему делать?

— Ну, как-то прекратить. Пусть Яша им гордится, если ему больше нечем гордиться.

— Это читать глазами невозможно.

— Поверхностная дешевка.

— Его любят, как целлулоидного пупса.

— Что он несет, если его не понимают.

— Кто?

— Люди, кто!

— А что там понимать? Да на хрен… Я лучше поржать пойду.

— А где ты будешь ржать?

— Да в Кремлевском. Теперь вся ржачка в Кремлевском. Бери билет и ржи. Над пропастью.

— Это вы против Америки ржёте?

— И против Америки, и против торговли, и против медицины. Мы там против всего ржём.

Так и жил… Так и колебался.

От поверхностного хохмача до… «Не пойду я на него. Там думать надо».

Такие вот колокола.

А я всё это сижу, слушаю.

Конечно, пусть говорят.

Конечно, пусть спорят.

Но я-то это всё переживаю!

***

Как жизнь складывается.

Я для мыслей записные книжки завел.

Половину лет мысли вытеснялись адресами.

Вторая половина — адреса вытеснялись мыслями.

Первую половину был интересен женщинам.

Вторую половину — людям.

Это всё, что нужно

С возрастом образовалась масса ненужного: гантели, запонки, одеколоны, кремы, складные ножи, инструменты, какие-то полные бутылки и, боже мой, эти телефоны, и тренажёр, и спортивный костюм.

И велосипед, и старые пластинки.

И вся музыка.

То ли это путь, то ли — память.

И даже личная жизнь в письмах, в помаде, в телеграммах, квитанциях.

И два детства — одно свое, другое сына.

Почему так много ненужного?

Я ведь живу! — Все говорят, что живу.

Комнаты лишние — кроме одной.

Раковина, душ, туалет.

Часы, телевизор, несколько книг.

Бумага, стол, кровать.

Остальное — исписанные листы.

Одежда одна.

Немного. Но чисто.

Это всё, что было нужно!

Это всё, что будет нужно.

Это всё, что нужно мне по-настоящему.

Остальное всё равно потерял.

Оно теперь у кого-то.

***

Трудно предсказать наше будущее…

Главное — это не ошибиться!

Я будущее предсказать не мог.

Я всё время предсказывал прошлое.

И не ошибся.

Вся лента