Злободневное переосмысление вестерна в «Первой корове» Келли Рейхардт

Вестерн, рожденный в обществе американского патриархата, оказался жанром вовсе не локальным и чрезвычайно мобильным. На протяжении истории он породил итальянскую, немецкую и даже чешскую разновидности, породнился с самурайскими и китайскими побратимами, стал объектом постмодернистских пародий. Во время леворадикального подъема в США в 1960-е заявил о себе ревизионистский антивестерн, где ситуация фронтира была представлена с точки зрения индейцев, а сейчас не надо быть пророком, чтобы спрогнозировать появление фильмов, доказывающих, что «жизни чернокожих имеют значение», в сюжетах вестерна тоже.

«Первая корова», снятая по мотивам романа «Период полураспада» Джонатана Реймонда, вступает на территорию обжитого жанра деликатно, никак не афишируя революционных намерений.

Действие происходит два века назад в лесах Орегона, куда только-только прибыли переселенцы. Причем — полный интернационал: добросердечный еврей Фиговиц из Мэриленда по прозвищу Куки (Джон Магаро) спасает авантюрного китайца по имени Кинг Лю (Орион Ли) от преследующей его компании русских охотников за пушниной. Уже смешно, и, как говорит один из поселенцев, «белым мужчинам тут нет места», учитывая, что рядом еще и индейцы, и даже индианки: последние держатся тихо, но явно скоро свое возьмут.

Франсуа Трюффо в свое время говорил: «Если бы я ставил вестерны, то, в отличие от Форда, у которого, когда нападают индейцы, женщины прячутся по углам, а мужчины сражаются, я бы никогда так не сделал. Ибо мне всегда казалось, что без женщин на экране ничего не происходит». Уж от кого как не от Келли Рейхардт, одной из самых авторитетных женщин в режиссерской профессии, логично ждать реабилитации феминности, но логика обманывает: герои этого фильма — по преимуществу мужчины. Более того, они показаны с симпатией. Пара главных из них, Куки и Лю, связанные странной дружбой, организуют бизнес по выпечке очень вкусных «домашних» пончиков и даже изысканного французского десерта клафути. Однако для этого им приходится по ночам красть молоко — нелегально доить чужую корову, единственную в округе и принадлежащую местному авторитету-мэру, кругленькому англичанину в смокинге и с моноклем (Тоби Джонс): он сам похож на пончик и недаром является главным потребителем кондитерской продукции.

Корова, таким образом, становится основной пружиной конфликта и в каком-то смысле главной героиней.

Так вот где на самом деле коренится гендерное, а заодно и экологическое начало: отталкиваясь от консервативного «маскулинного» жанра, фильм на самом деле не ищет поддержки в традициях, а взмывает в свободный полет. Он уносит нас к истокам вестерна и его главного персонажа — ковбоя, то есть пастуха, исторически занимавшегося загоном быков, а уже только по ходу дела и по необходимости — перестрелками с индейцами и бандитами. Мифология жанра по сути вывернута наизнанку: вместо быка здесь корова, а вместо того, чтобы заинтриговать непредсказуемыми сюжетными перипетиями, фильм с самого начала дает понять, что Куки и Лю не доберутся до Сан-Франциско (это их «американская мечта»), а закончат свою скромную жизнь в орегонском лесу. Это их скелеты, присыпанные землей, обнаружит двести лет спустя девушка, гуляющая с собакой, в первых же кадрах фильма.

Такой заход, однако, вовсе не лишает его увлекательности. Рейхардт достигает нужного эффекта за счет тонкого чувствования поэзии американского ландшафта, поданного с легким, «джармушевским» налетом мистики. Уместен и эпиграф из Уильяма Блейка: «Для птицы — гнездо, для паука — паутина, а для человека — дружба». Но прежде всего этот сюжет очищают от архаики остроумные комментарии на предмет политэкономии раннего капитализма, а также современных политкорректных клише, включая мультикультурность, токсичную маскулинность и даже такую «священную корову», как женская оптика.