Массовые протесты против расизма перекинулись из США в Европу

После убийства Джорджа Флойда в Миннесоте массовые протесты перекинулись в Европу. Оказалось, «я не могу дышать» и «черные жизни важны» (Black Lives Matter) так же важны для европейцев, как и для американцев: моментально стали и лозунгами, и чантами на манифестациях, и хештегами в социальных сетях.

Александр Аничкин

Многих комментаторов и в Европе, и в России это удивило. Почему такой широкий массовый отклик? Демонстрации в Англии, Франции, Бельгии, да и чуть ли не повсюду в Западной Европе. Сейчас на все лады об этом спорят, обсуждают. Почему в Европе на этот раз так широко откликнулись?

Первое очевидное объяснение — европейцы выражают солидарность с протестующими американцами. Даже колени преклоняют — take a knee, как придумали американцы, в знак протеста. Поднимать сжатый кулак в воздух сейчас вышло из моды, вроде насилием попахивает, а мы, мол, мирные протестующие — стоим, преклонив колено.

Это на первый взгляд. Но дело не только в шоке от жесткости американской полиции в отношении безоружного, не оказывавшего сопротивления афроамериканца, пусть и не без криминального прошлого. (Об этом не устают напоминать некоторые, словно это как-то оправдывает полицию.) Есть еще не сразу понятный мотив. Европейская солидарность с протестующей Америкой — это еще и протест против Америки Трампа, с его день за днем поражающими наскоками на все «порядочное, доброе, объединяющее» людей. Борьба против расизма и за права и достоинство женщин — из этого ряда.

Есть и еще одно толкование: многие говорят о связи между эпидемией коронавируса и размахом протестов. Это тоже не так просто утрясти в голове. В английском языке есть такое выражение stir-crazy (оно пришло из Америки). Имеется в виду состояние тревожной взбудораженности, даже психологической неуравновешенности, готовности взорваться по малейшему поводу. После долгих недель массового карантина по всей Европе и притом что эпидемия ковида еще толком и не отступила, это может быть фактором.

Ну и, наконец, так называемое объективное обстоятельство: среди погибших от коронавируса в Европе (как и в Америке) намного больше процент представителей расовых и этнических меньшинств, чем среди белых (в Англии эта группа обозначается аббревиатурой BAME — Black, Asian, Minority Ethnic). Точнее, ощутимо больше — даже с поправкой на то, что они занимают большой процент «фронтовых» рабочих мест в здравоохранении, социальной сфере, на общественном транспорте, то есть там, где особо высок риск подхватить ковид. Этому феномену еще ищут внятное научное объяснение. Хотя социально-экономические корни лежат на поверхности. Как правило, хуже, стесненнее жилье, попробуй самоизолируйся. «Низовая» работа — младший медицинский персонал, магазины, общественный транспорт. Именно поэтому в атмосфере, когда так много обсуждают социальные аспекты эпидемии, «черные жизни важны» так сильно срезонировали и в Европе после убийства в Миннеаполисе. Кроме того, и в Европе с расизмом не так все благополучно, как может показаться,— ни безработица, ни дискриминация, ни предрассудки никуда еще не ушли.

Антирасистский чай

Из сообщений российской прессы и телевизионных нарезок может сложиться впечатление, что и в Европе горят города и разграблены магазины. Нет, несмотря на инциденты протесты в массе своей мирные, с большим участием белых европейцев, плечом к плечу шагающих с «черными братьями» по эксплуатации и неравноправию. Много женщин, нередко с детьми. Многие в масках и по большей части соблюдают «социальное дистанцирование» даже в многотысячной толпе…

Кроме маршей и демонстраций расовая война идет и в социальных сетях. Справа говорят о бездельниках, погромщиках и ворах-рецидивистах. Слева — что это не повод душить и стрелять, что корни социально-экономические, что Black Lives Matter и что вообще расизм, как гласила шапка в лондонской газете «Метро»,— это тоже страшный вирус, убивает хуже ковида.

Кроме обычного переругивания бывают забавные и в то же время поучительные истории. Вот эпизод про чай, связанный с нынешними волнениями. Все знают чай английский, утром и на файф-о-клок, вековая традиция. И сегодня англичане каждый день выпивают 165 млн чашек против 95 млн кофе. Не все знают, какую роль сыграл чай в индустриализации страны, развитии британского колониализма. Когда европейцы открыли замечательные свойства этого бодрящего напитка в XVII веке, они перестали пить горячительные напитки за деловыми встречами. Переключились на чай. Этот трезвый ЗОЖ и стал важным обстоятельством, послужившим толчком к быстрой индустриализации Британии и колонизации во всем мире. (Кофе тоже был и тогда, но бледный чай с молоком на рубеже XVII–XVIII веков потеснил черный африканский напиток.)

Так вот про расизм. В Йоркшире, на севере Англии, есть популярная видеоблогер Лора Таулер, дама довольно правых взглядов, с расистской подоплекой. На днях она привлекла внимание сотен тысяч англичан стычкой с британскими чайными гигантами — Yorkshire Tea, самый популярный в Англии, и PG Tips, третий по популярности. Лора решила поздравить «Йоркширский чай» в своем блоге за то, что он не поддерживает движение Black Lives Matter.

«Йоркширский чай», у которого свои сетевики сидят в разных Twitter, заметил эту «похвалу», и вскоре ответил прямо Лоре: «Не покупайте больше наш чай, пожалуйста. Мы еще не все понимаем, стараемся изучить вопрос. Но мы против расизма». И не только добавили хештег #blacklivesmatter, но и запустили еще свой — #solidaritea, что по-английски произносится как solidarity, но включает слово чай, получается «чай солидарности». К «Йоркширцам» вскоре присоединился и PG Tips. Лору, правда, это не обескуражило, она даже победно добавила к своему профилю в интернете «дезавуирована "Йоркширским чаем"».

В социальных сетях до сих пор спорят-переругиваются, пить или не пить антирасистский чай. Одни напоминают, что чайные компании и изначально, и до сих пор эксплуатируют полурабский труд сборщиков чая на далеких плантациях. А те, кто против антирасистских «чайников», и вовсе не признают себя расистами. Они хотят выглядеть борцами за права «коренных» белых, которые ущемляются в царстве политкорректности и мультикультурности. Впрочем, и у нас ведь так же. Кто в России сейчас признается, что он расист? Ведь никто.

Над английской чайной перепалкой можно было бы посмеяться, во дают! Возьмем другое, серьезное — массовые беспорядки, столкновения с полицией (хотя в Европе их было намного меньше, чем в Штатах).

Война с монументами по-английски

Прошлая неделя в Британии ознаменовалась своим «ленинопадом»: стали свергать и демонтировать памятники историческим фигурам, отмеченным как рабовладельцы и работорговцы, то есть через призму сегодняшних событий — расистам.

Началось в Бристоле, когда толпа свалила с постамента статую местного промышленника и работорговца Эдуарда Колстона (XVII–XVIII века) и торжественно сбросила его с набережной в воду. По драматичности напоминало свержение Железного Феликса на Лубянке.

Полиция не помешала явному произволу и «порче имущества» в Бристоле. Почему? Британские полисмены следуют давнему принципу «policing by consent», то есть без поддержки общества она теряет авторитет и возможность поддерживать порядок, это вам не Америка. Оправдываясь, главный констебль (глава) территориальной полиции Энди Марш пояснял: а вы представьте, как бы на нас смотрели, если бы мы поставили кордон и с дубинками защищали работорговца от протестующих против расизма? Причем протеста без особой угрозы безопасности граждан, пусть и с порчей исторического имущества.

В Лондоне мирный в целом марш не обошелся без инцидентов. На памятнике Черчиллю написали граффити: «Он был расист». Произошли столкновения с полицией. Обычные городские полисмены без оружия, которых забрасывали бутылками, улепетывали со всех ног, пока не подошел местный ОМОН. Насилие осудили и Борис Джонсон, и лидеры оппозиции, отметив, впрочем, что признают право на мирный протест. Многие припомнили: когда Борис Джонсон был мэром Лондона, город в 2011 году пережил волну массовых беспорядков, последовавших после убийства полицией чернокожего молодого человека Марка Даггана. Тогда мэра Бориса упрекали в мягкотелости, нерешительных действиях.

Сегодня не происходит ничего похожего на массовые беспорядки того года, грабежи, поджоги и столкновения с полицией. Пока, во всяком случае. А нынешний мэр Лондона Садик Хан (он с пакистанскими корнями), не поддерживая самовольный снос и осквернение памятников старины, все же обещал рассмотреть, кому стоять, а кому лучше отправиться на свалку истории. По мысли Хана, все же нужно больше думать о разъяснениях прошлого, об историческом контексте — о том, что осталось в провалах «монументальной» памяти. До сих пор говорят, например, о необходимости мемориала иммигрантам, приглашенным из британских колоний в 50-е годы. Тем, что помогли Британии подняться с колен в послевоенное время. Или о мемориале сикхам, сражавшимся в британской армии.

Тем временем у Музея лондонских доков демонтирован памятник Роберту Миллигану, крупному промышленнику XVIII–XIX веков, благодаря которому вырос и разбогател портовый Лондон. Но Миллиган был и крупным работорговцем. Памятник демонтирован властями «в ответ на пожелания общественности» и по просьбе мэра.

Теперь много спорят: кто следующий? Споры о памятниках могут показаться чем-то второстепенным, даже ненужным. Но они отражают напряженный пульс общественной жизни — как оценивать свое прошлое? Как быть с «исторической виной» и чем ее искуплять. И нужно ли?

Это и нам близко. Вспомним хотя бы стелу в Александровском саду Москвы. Была поставлена в честь 300-летия Романовых, потом по ленинскому плану монументальной пропаганды Романовых стерли, написали имена великих революционеров. Сейчас революционеров стерли, снова написали Романовых. И как тут быть, что думать? Получается, что памятники все же не оставляют равнодушными.

Садик Хан уверяет, что Черчилль даже и рассматриваться не будет, нет его в списке из 60 «подозрительных» монументов (это понятно, он в конце концов боролся против фашизма). Но ведь есть еще много неоднозначных фигур. Спрашивают, например: как быть с Уильямом Гладстоном? Мраморная статуя выдающегося либерала XIX века стоит в центральном лобби парламента. Он четырежды был премьером, провел важные социальные реформы. Но в американской гражданской войне поддерживал рабовладельческий Юг, не считал рабство в Америке серьезной проблемой, а отец его был крупнейшим рабовладельцем-плантатором с 2500 рабами. После отмены Британией рабства в 1833 году получил баснословную компенсацию. Убирать Гладстона? Вопрос. В конце концов и Джордж Вашингтон был рабовладельцем, 200 душ имел. У Джефферсона и того больше было — 600 рабов. У Джефферсона! Того самого, который в Декларации независимости писал о равенстве людей и праве на стремление к счастью как о «самоочевидных истинах»… Кому еще грозят борцы со статуями? Среди других кандидатов на удаление — Роберт Пил, премьер в XIX веке, основатель и современной консервативной партии и полиции (это по его имени лондонских полицейских до сих пор называют «бобби»). Но тоже замешан в поддержке рабства.

Да и не только он, многие другие деятели прошлого — тоже. Вот и в Оксфорде прошла мирная манифестация против расизма, а в фокусе дискуссий о свержении памятников — фигура Сесила Родса на здании одного из колледжей. Кто постарше, помнит из школьных учебников истории имя Родса, главного британского империалиста-колонизатора, покорившего пол-Африки. По его имени назывались две Родезии, Северная (сейчас Замбия) и Южная (теперь Зимбабве). Родса еще Ленин ругал. Родс учился в Оксфордском университете и всю жизнь поддерживал связи с альма-матер, а когда умер в 1902 году, в наследстве оставил крупную сумму на «стипендию Родса» — для студентов из развивающихся стран Африки и других колоний.

В ЮАР, где Родс владел алмазными копями, в 2015 году добились — из Кейптаунского университета убрали ему памятник. В Оксфорде, однако, решили оставить, тем более что фонд Родса угрожал прекратить финансирование стипендий. Но это было несколько лет назад. Сейчас вновь требуют, в том числе и стипендиаты Родса. Канцлер университета Крис Паттен возражает: но это же лицемерие! Пусть не самый хороший человек, но ведь еще больше ста лет назад оставил деньги, на которые до сих пор африканские студенты учатся, до ста человек в год. И потом, напомнил Паттен, даже Нельсон Мандела не возражал против посмертного сотрудничества с расистом Родсом, организовал фонд Мандела — Родс для содействия развитию Африки!

В дискуссии канцлера университета с инициаторами движения по сносу «памятника раздора» присутствует пикантный момент: до Оксфорда Паттен был последним губернатором последней британской колонии — Гонконга. Сегодня он говорит: «Нам нужны упорядоченные споры, и пусть будут споры о символах, но пусть будут и споры о более фундаментальных вопросах, затрагивающих "жизни черных важны",— вопросы об образовании, государственном жилье, государственном здравоохранении». Паттен пользуется широким уважением, но что-то сомнительно, чтобы в нынешней обстановке его слова остановили оппонентов.

Из-за пределов Европы может показаться, что весь этот шторм «не настоящий»: и расизма там никакого нет, и с правами этнических меньшинств все в порядке, даже слишком, в другую сторону перегнули. Однако это не так. И «исторического гнева» бывших угнетенных народов хватает, и нынешняя ситуация далека от благополучной, а самоорганизущихся сил в обществе достаточно и без конспирологии. Предубеждения против сограждан с «неправильным» цветом кожи или подозрительной религией никуда не делись. Причем предубеждения и в ту, и в другую сторону. С «белой» стороны — что все темнокожие потенциальные преступники и насильники, а с «черной» стороны — опасение, что каждый белый видит в тебе такого.

И потом, расизм, дискриминация — это не только когда «негров линчуют». Это касается жизненных шансов — образования, стабильной высококвалифицированной работы, социального статуса. Во всем этом и в Европе отставание. А что в итоге происходит в головах, об этом нам еще долго спорить…