Часовой год завершается фейерверком — женевским Гран-при с его «Золотой стрелкой» и неделей аукционов, среди которых прославленный Only Watch.

Фейерверк фейерверком, но на самом деле в новом году начнется новая часовая эра, и никто не знает, какой она окажется. Ритм часовых салонов, который поддерживался последние 20 лет, нарушен. Женевский SIHH и базельский Baselworld, два непримиримых соперника, слились в экстазе, выбрав для этого самые неудобные дни весны. Поток часовых новостей превратится в информационный взрыв.

Это коснется и нас, журналистов, и вас, читателей. И чтобы это не застало нас врасплох, мы решили поменять ритм работы. Вместо четырех номеров в будущем году мы выпустим пять. Нам только в радость. Это позволит нам быстрее рассказывать о том, что начнет происходить. Надо готовиться к неожиданностям.

Первая уже появилась. Прекрасный аристократичный женевский салон, SIHH, превратится в демократичный городской фестиваль Watches & Wonders. Что за Wonders будут там на каждом шагу и хватит ли на все из них соответствующих Watches, вопрос. Но, возможно, это привлечет марки, потихоньку дезертирующие с традиционных салонов,— последней новостью стал уход из Базеля мощнейших Seiko и Grand Seiko.

Вторая новость — новый формат женевского Гран-при, который будет обеспечен созданием часовой академии наподобие оскаровской. Об этих планах объявил на открытии церемонии в театре Леман президент «Золотой стрелки» Раймон Лоретан. Идея «всеобщего жюри» ослабит хор критиков. В этом году, например, один из обозревателей Патрик Деларош сказал, что «дать главный приз Audemars Piguet — все равно что назвать Леонардо да Винчи лучшим художником года», а другой, знаменитый острым языком Грегори Понс, воззвал к свободе, равенству и братству, заметив, что средняя стоимость часов на конкурсе составляет 340 тыс. франков, на кого это вообще рассчитано.

Французский актер, режиссер и журналист Эдуар Бер, который вел в этом году церемонию, тоже прошелся по демпинговым ценам («каких-то 10 тыс. в категории "Маленькая стрелка"») и «усложнениям» — «в эпоху, когда все стремятся к упрощениям»... А певица Алка Балбир спела залу песню из репертуара Жанны Моро, в которой часовщик выступает в роли коварного соблазнителя, отнявшего невинность у юной девушки. Особую прелесть исполнению придавал восьмимесячный животик певицы, на котором она складывала руки. Возможно, здесь тоже был скрыт упрек заносчивости и напору больших брендов.

Часовые пуристы возмущены тем, что премии стали брать «модные» марки. Как, спрашивают они, можно сравнивать Vacheron Constantin и Chanel? Куда мы катимся? Но нет сомнения в том, что Chanel и Hermes заинтересованы в женевском Гран-при не больше, чем он в них. В конце концов, кто из них больше известен. К тому же через день модные марки получили поддержку и на аукционе Only Watch, где за них недвусмысленно проголосовали рублем.

Аукцион стал сенсацией, потому что цена на Patek Philippe составила 31 млн швейцарских франков и превзошла все мыслимые и немыслимые ожидания. Да и другие не подкачали. По сути, аукцион превратился в часовое биеннале с собственными призами, то совпадающими, то расходящимися с Гран-при. Only Watch стал местом, где можно купить единственные в своем роде «миллезимные» часы, сюда ходят главные фанаты часового хода, и если марка не готова проявить фантазию, публика ее накажет равнодушием. Что будет стыдно по двум причинам. Во-первых, неловко выглядеть немилым на фоне других часовщиков, часы которых берут с бою. Во-вторых, марки соперничают не в абсолютной ценности, а в том, сколько денег уйдет на исследования, которым предназначено ровно 99% вырученных на торгах денег. За 15 прошедших лет было собрано почти 40 млн, едва ли не столько же добавилось в этом ноябре.

Но и аукцион заметно меняется. Из свободного формата, свободного союза часовщиков, благотворителей, аукционеров, в роли которых побывали самые талантливые и артистичные продавцы Освальдо Патрицци и Орель Бакс, из горячего сентябрьского спектакля на берегу Средиземного моря торги переехали в холодную и деловую Женеву и превратились в натуральную ярмарку тщеславия.

Никогда еще я не видел такого переполненного зала и такого строгого фейсконтроля. Никаких любопытных, поменьше журналистов, только часовщики-участники и потенциальные покупатели. С одной стороны, правильно, потому что в зале делают деньги для хорошего дела. С другой — очень неправильно, потому что цель сбора принадлежит всем, благородна и открыта. Теперь ее делят при закрытых дверях, чтобы не мешали завистливые нищеброды.

Алексей Тарханов