Сборник клише в фильме Ксавье Долана «Смерть и жизнь Джона Ф. Донована»

Премьера кино

Когда Ксавье Долану было восемь лет (а было это не так уж давно, сейчас режиссеру тридцать), он написал письмо Леонардо Ди Каприо, в котором рассказывал, что посмотрел «Титаник» пять раз. Ди Каприо на это письмо не ответил, зато через двадцать с небольшим лет Долан снял фильм о том, что было бы, если бы некоторые звезды были поотзывчивее.

Фильм начинается с упомянутой в названии смерти Джона Ф. Донована (звезда «Игры престолов» Кит Харингтон играет более или менее того же Джона Сноу, будто позабыв, что у его нынешнего героя другая фамилия). Его, в недавнем прошлом исполнителя главной роли в популярном сериале и кумира подростков, находят мертвым в нью-йоркской квартире — то ли самоубийство, то ли случайная передозировка снотворными. Выпуск новостей, в котором сообщается о печальном событии, с ужасом смотрит 11-летний школьник Руперт (Джейкоб Тремблей), который до этого пытался выяснить у своей мамы (Натали Портман), какова судьба некоего письма, написанного зелеными чернилами.

Прыжок на десять лет вперед. Руперт вырос (его взрослого играет Бен Шнетцер, совсем не похожий на Тремблея, зато — намеренно или нет — очень похожий на Долана), стал актером и написал мемуары о своей дружбе по переписке с покойным Джоном Ф. Донованом. Интервью для продвижения книги у него должна взять журналистка Одри (Тэнди Ньютон), очень недовольная таким редакционным заданием. Ведь обычно она пишет о вооруженных конфликтах и голодающих детях Африки, а тут какой-то актеришка со своими проблемами «первого мира». В процессе разговора она, конечно, изменит свою точку зрения.

В шесть лет Руперт написал письмо своему кумиру Джону — думается, примерно такого же содержания, как письмо восьмилетнего Ксавье Леонардо. Но, в отличие от Ди Каприо, Донован ответил, и между ним и мальчиком завязалась переписка, которая пять лет оставалась тайной даже для мамы Руперта. За это время каждый из героев переживал свои драмы. Для мальчика это был переезд из Америки в Англию и поступление в новую школу, где его начали дразнить и обижать одноклассники. Единственным его другом, хотя и очень далеким, оказался как раз Донован, такой же одиночка в своем мире, как Руперт — в своем. Почему успешный и популярный актер все время ходит с кислым лицом и загадочно молчит под душещипательные мелодии, до поры остается загадкой, но скорее рано, чем поздно выясняется, что дело в его гомосексуальности, которую он скрывает, чтобы не разрушить карьеру. Учитывая, что время действия 2006 год, а все-таки не 1950-е, драматический накал кажется слегка преувеличенным, однако Долан пытается высказаться не только о лицемерии киноиндустрии и общества в целом, но и об оборотной стороне славы — необходимости отказываться от самого себя.

Говорить об этом он может только приемами из дешевых мелодрам и бесконечными самоповторами. Конечно, у обоих героев сложные отношения с матерями (кажется, не осталось ни одного киномана или члена фестивального жюри, который не знал бы, что Долан этим одержим). И конечно, в фильме не обходится без сцен, в которых сыновья и матери кричат друг на друга что есть сил (это заставляет испытывать неловкость не столько за персонажей, сколько за актеров). А еще — без тоскующих взглядов, крупных планов и одиноких фигур под дождем. Даже саундтрек составлен из таких заезженных поп-хитов, которые, кажется, мог подобрать только человек, задумавший злую пародию на творческие методы Долана. Чего стоит, например, сцена, в которой мать и сын, заливаясь слезами, бегут навстречу друг другу — естественно, под дождем — под песню «Stand by Me» (то бишь «Останься со мной»). В другом не менее мыльном эпизоде к махнувшему на себя рукой Джону является с ободряющим напутствием не кто иной, как Майкл Гэмбон, играющий то ли Дамблдора в комбинезоне уборщика, то ли самого бога.

Все поднимаемые в фильме вопросы — разлад семейных связей, травля непохожих, трудности в принятии своего истинного я, равнодушие общества, сопряженное с желанием разузнать самые интимные секреты кумиров,— настолько теряются в нагромождении клише, что кажутся поверхностными и надуманными. Как бы предвидя это, Долан вкладывает в уста Руперта монолог о том, что судьбы мира решаются не только в горячих точках, что актеры тоже заняты делом и что печальная судьба подросткового идола может заставить кого-то задуматься о важном. Только эти, в общем-то, правильные слова приобретают противоположный смысл из-за того, что все персонажи фильма вместе с его автором настолько инфантильны, что не могут оторваться от упоительного созерцания собственных пупков.