Маша Трауб — о конкурсном подходе к Рождеству

О путешествии в Рождество

Чего я только не делала на новогодние школьные конкурсы — пингвинов из пластиковых бутылок вырезала, снежинки шила и клеила, елку из ниток тоже делала. У меня на ноутбуке сохранены варианты новогодних открыток «своими руками», инструкция по сооружению рождественского венка и много чего еще. Я была готова ко всему, но школа опять меня удивила.

Накануне Нового года объявили конкурс. Как всегда, дети ничего не поняли. Моя дочь — четвероклассница Сима — сказала, что нужно сделать «рождественскую коробку». А та коробка, которая займет первое место, поедет в храм Христа Спасителя. Если и там победит, то автор поделки поедет на елку в храм. Я пыталась провести параллель между коробкой и храмом и додумалась только до одной версии — вертеп.

— Это называлось «вертеп»? — осторожно спросила я дочь.

— Не знаю,— честно ответила она.

На следующий день я стояла у стойки охраны и махала руками нашей учительнице.

— Надо сделать вертеп? — спросила я.

— Да,— ответила она и чуть не заплакала,— ну как я объясню это детям, если даже родители не знают значения этого слова?

Учительница была права. Я тут же вспомнила свое детство, в котором слово «вертеп» было прочно связано с военруком. Он, заходя в класс, традиционно повторял: «Устроили тут вертеп, притон, бардак!» После чего начинал рассказывать про атомный взрыв или заставлял нас бегать по коридору в противогазах.

Мастер-классов по изготовлению вертепов в интернете оказалось не так уж и много. На одном YouTube-канале женщина-рукодельница рассказывала, как шить «вОлхвов» с ударением на первый слог. Так что оказалось проще найти инструкции: «Овечки своими руками», «Куклы из фетра». С ослами было напряженно — все в основном шили лошадей.

Я начала шить кукол — волхвов и собирать на улице палки. Сено купила в зоомагазине: если вам нужно для поделок что-то похожее на солому — ищите корм для морских свинок и хомяков. Еловые лапы настригла от елок в парке. Когда искала ткань для нарядов, мне не требовалось много, всего по двадцать сантиметров, меня дважды спросили — для чего? Я честно рассказывала про волхвов, Марию и Иосифа.

— Вы из свидетелей? — строго спросила меня продавец и посмотрела недобро.

— Каких свидетелей? — не поняла я.

— Иеговы! Не буду вас обслуживать! Я православная! — объявила она.

Я пыталась ей рассказать, что у меня муж — еврей, мама — буддистка (с ее слов), сын — агностик, сама я — атеистка, но она отказалась отрезать мне куски ткани, видимо, опасаясь, что таким образом я втяну ее в секту.

Зато я подружилась с чудесной женщиной, которая производила впечатление сумасшедшей. Взгляд у нее и вправду был безумный. Она оббегала уже все магазины в поисках шаров из пенопласта разных размеров и в отчаянии добежала до магазина тканей.

— Что за день такой сегодня? — возмутилась продавец.— Одни больные приходят!

— Я не больная, а учительница младших классов. Нужно снеговиков детям сделать, а родители не хотят,— объяснила учительница.

Я шила волхвов и обклеивала тканью обувную коробку, рассказывала дочке про Вифлеемскую звезду и почему она не пятиконечная. Сима же никак не могла запомнить, как зовут младенца, и называла его то Сусик, то Исик — должно же быть у ребенка ласковое имя. А когда я приклеила младенца к люльке, чтобы не выпал при транспортировке, дочь чуть не заплакала: «Как же он теперь расти будет? Ему же гулять надо, развиваться, а не в люльке все время лежать». А я вдруг вспомнила, как в возрасте своей дочери, живя в осетинском селе у бабушки, разрезала цветную бумагу на полосочки и каждая полоска означала доброе дело. Никакого вертепа, естественно, не было, но на подоконнике у бабушки в комнате стояла маленькая корзинка, куда, сделав доброе дело, нужно было положить бумажку. Корзинка появлялась незадолго до Рождества.

Уже став взрослой, я узнала, что это своеобразная воспитательная игра — бумажки нужно было вкладывать в люльку, чем больше добрых дел совершит ребенок, тем мягче будет спать младенцу Иисусу.

Когда вертеп был практически готов — особенно я гордилась ангелом и овечками, пришел муж, критически оглядел работу и, естественно, нашел, к чему придраться.

— А почему у тебя Мария блондинка? И где, собственно, осел? Или хотя бы верблюд?

Марии я действительно сделала светлые волосы — другой пряжи в доме не нашлось, а для осла мне не хватило места и проволоки.

Вертеп отнесли в школу. Дети были в восторге. За это время родители, естественно, пустились в теологические споры и делились сомнениями — признает ли православная церковь вертепы и зачем забивать детям этим голову? Православная церковь вертепы не только признает, но и поставила на коммерческую основу — фигурки святого семейства, а также домашний скот продаются во всех православных магазинах. Для детей наша поделка стала тем, чем и должна быть,— кукольным театром с фигурками. Даже мальчики подбегали к нашей работе и говорили: «Какие классные овечки!». Девочки пытались отодрать люльку и рассмотреть младенца.

На столе в холле стояло только две работы — наша и еще одного мальчика из параллельного класса. И все шло к тому, что именно наша работа займет первое место за отсутствием конкуренции.

— И мы что, на елку в храм Христа Спасителя пойдем? — спросил муж.— А там что, уже елки проводят?

Да, проводят. И билеты на нее продают. Но дочь не хочет отдавать работу, а хочет вернуть ее домой. Я ей про бумажки рассказала, и теперь она тоже хочет совершить много добрых дел, чтоб младенцу было мягче лежать.

Маша Трауб