Эльфы, Кегри и сульчины

Кто такие тверские карелы, откуда они пришли и чем живут. Фоторепортаж Екатерины Соловьевой

Мы купили дом под Максатихой, в центре Тверской Карелии. Перезнакомились с местными и дачниками, потомками местных. Соседка однажды обмолвилась: «А я карелка, тут вся деревня карелы. Бабушка в детстве Хельгой звала и пела колыбельную «Винкерпори», про наперсток». О жизни тверских карел — в фотогалерее “Ъ” и репортаже «Огонька».

Поиск последних тверских карел, их идентичности начался для меня три года назад и превратился в неспешное роуд-муви. Деревня за деревней, район за районом. Кладбища, храмы, избы, грунтовки, черные бани, библиотеки, курганы, священные рощи, камни-следовики, руны и заговоры. Я слушала ритуальные плачи, стихи о войне и пьянстве, песни о любви и ревности. Квасила серые щи, обжигалась масляными сульчинами (карельскими блинами с начинкой из сладкой каши) и видела Кегри (существо, которое появляется в образе какого-то зверя, чем охотно пользуются парни, чтобы попугать девушек).

Эльфы Володька и Сережа

Накатанная грунтовка в лесу превращается в узкую, заросшую мхом дорогу, которая ведет к двум карельским деревням — Кало и Зверло. Кало — по-карельски «рыба», тамошние жители рыбачили в озере, на месте которого сейчас непроходимое болото. Коренных в Кало нет, два дома купили москвичи, и те не приезжают. Остальные пять домов стоят пустыми. В Зверло испокон веков промышляли охотой, возили дичь на рынок в Тверь, меняли на рыбу у соседей из Кало.

Дорога к Зверло — через еловый лес. Пасмурно, накрапывает дождь. По обочинам чучела, в человеческий рост. Кто-то смастерил их из старой одежды, ржавых ведер и пластиковых канистр. Еду медленно, разглядываю. Сначала два, потом еще чучело на дереве и совсем уж страшное, с пустыми глазницами,— метров за триста до деревни. На въезде в Зверло стоит мужик. С косой, в резиновых сапогах, взгляд исподлобья:

— Я дядя Володя, а вы кто?

— Здравствуйте, я Катя. Скажите, а вы карел?

Пауза.

— Я-то? Не, я русский. А вы чучела вдоль дороги видели? Это я их поставил лет пять назад. Чтоб внуки в лес не бегали,— сказал, Кегри в лесу живет. Внуки выросли, чучела развалились...

— Все равно страшно. Так вы точно не карел?

— Да русский я, в Твери живу. Приезжаю с апреля по ноябрь. Огород, ягоды, грибы. Рыбалка вот... Это дом моей матери, она год назад умерла. Яблок хотите?

Дети играют в деревне Толмачи. Это центр Тверской Карелии

Фото: Екатерина Соловьева, Коммерсантъ

Я стала нарочно задавать вопрос про карел местным в лоб. Если задумается или мнется и отвечает, мол, «русский я»,— значит, карел. Карелом называться — для многих стыдно и неудобно до сих пор. Словно человек второго сорта. Не русский, а чухонец — пришлый. Четыреста лет назад, но пришлый. С середины XVII века карелы стали селиться в тверских лесах, вдали от дорог, вдали от русских, чтобы не попадаться лишний раз на глаза. Так и сейчас — карельские деревни скрыты лесами, затеряны в полях и болотах. Во многие нормальные грунтовки проложили лишь десять лет назад. Даже придорожные деревни так искусно замаскированы деревьями, что их можно проскочить, не заметив домов. Один тверской журналист как-то сравнил карел с эльфами: мол, лесной народ, люди природы. Сложно привыкают к городу и, даже прожив в нем много лет, остаются деревенскими. Любят рыбалку, охоту, не склонны к перемене мест и образа жизни.

До финской войны карел не трогали. В 1937-м даже создали Карельскую автономию со столицей в Лихославле (это к северу от Твери, на тот момент тверских карел насчитывалось 120 тысяч, ныне их примерно 7 тысяч). Выпускались книги на карельском, в школах его преподавали. А в 1939-м, когда началась финская война, карел объявили врагами народа. Завели даже «Карельское дело» (активистов карельского движения обвинили в «контрреволюционной разведдеятельности в пользу иностранного государства»), но оно развалилось, и всех по нему арестованных (139 человек, из которых шестеро умерло в тюрьме) и сосланных отпустили в течение двух лет. Тем не менее автономию отменили, книги изъяли, карельские школы закрыли. А сами карелы стали менять запись в пятой графе, чтобы числиться русскими. И затаились с тех самых времен еще больше, чем раньше.

…Недалеко от Зверло деревня Скирки. За Скирками — деревянный Троицкий храм, стоит в лесу, посреди погоста, окруженной каменной изгородью. Строил его в 1864-м купец Смирнов из Кулачихи, одновременно с больницей и приходской школой, на которые дали деньги купцы из соседних сел. Храм пустует, но до сих пор крепкий. «Заходи и служи»,— несколько лет назад сказал о нем отец Дмитрий Лихачев, священник из Козлово.

В храме очень тихо и темно, со стен лохмотьями свисает штукатурка с фресками. Вдруг сверху раздались глухие удары. Обхожу церковь и вижу: к апсиде приставлена лестница. На крыше стучит молотком мужик.

— Здравствуйте! А что вы там делаете?

— Я-то? Храм граблю, не видите разве?

Спустился. Разговорились. Полковник милиции в отставке, Зайцев Сергей Федорович. Карел по деду. Родом из деревни Быковка, что сразу за Скирками.

— Вышел на пенсию, думал, чем бы заняться. Залез на храм, проверить. Гляжу, а крыша-то течет в пяти местах. Купил железо кровельное, обвязки, теперь ползаю по крыше, дырки заделываю.

Начинали переселенцы со строительства храмов, в которых молились вместе с русскими, как и жили. Праздник Преображение Господне в селе Кострецы — наполовину русском, наполовину карельском

Фото: Екатерина Соловьева, Коммерсантъ

— А вы Володю из Зверла знаете? Который чучел понаставил. Сказал, что он не карел, а про Кегри знает.

— Володька-то? Карел, самый что ни на есть. Только не признается. Дружок мой старинный, в Тифине рыбу ловим вместе. А с пугалами этими смешная история вышла в прошлом году. Он друга в гости позвал, тот с женой на машине и поехал. Только жена как этих Кегри увидела, запаниковала: поворачивай назад, боюсь я. Так и не доехал до него.

— А почему врал, что русский?

— Так карел никогда сразу правду не скажет, мало ли что. Мы вообще парадоксально мыслим, вместо «да» говорим «нет», и наоборот. В церковь ходим по воскресеньям, а баннику да лешему на всякий случай молимся.

— А много карел еще в Тверской области?

— Смотря кого называть карелами. Раньше мужики из наших трех деревень — Кало, Зверло и Быковки — в одну бригаду входили и в поле, на работах, только по-карельски говорили, ни слова по-русски. Но это давно было. Пару лет назад этнографисты приезжали, все карельскую идентичность разыскивали. У них было три критерия настоящего карела: «сохранный язык, баня по-черному и сульчины чтоб печь умели». Пойди найди сейчас таких — единицы! Я не совсем карел, по-ихнему если мыслить: баня по-черному у меня есть, приходи париться. По-карельски много слов знаю, но не говорю. А сульчины мать пекла, да не люблю я их, жирные они очень.

Свою черную баню эльф Сережа натопил очень жаркую, лил из ковша на стены и каменку, чтобы прибить копоть. На закате пастухи пригнали к Тифине колхозное стадо. Коровы зашли в реку, взбаламутили воду, стояли, обмахиваясь хвостами. Пастухи уселись на пригорке, щурились на заходящее солнце. Угостила их пивом. Пили медленно, смакуя. «Саня и Володя»,— представились.

Церковь Успения Пресвятой Богородицы в селе Кострецы. Население наполовину русское, наполовину карельское

Фото: Екатерина Соловьева, Коммерсантъ

— А, нет, не карелы мы.

— А слова карельские знаете?

— Конечно. Лошадь — хебани, ведро — ренти, изба — пенти, береза — койву.

— Значит, карелы все-таки?

— Выходит, что так. А что?

— Да просто. Интересуюсь.

— В школу я в восьми лет пошел, а до этого только по-карельски в семье говорили,— Володя допил кружку, разговорился.

— Я со Строкиной горы, это десять километров от Быковки. А как в школу пошел, русскому научился, а карельский забыл. А вы лучше в Козлово и Толмачи поезжайте, там еще черные карелы остались. Те самые — потомки первых переселенцев.

Черные карелы

Дмитрий Лихачев, настоятель храма в селе Козлово. Он приехал сюда из Москвы 15 лет назад. Сейчас занимается восстановлением храма, организовал карельский фестиваль культур и ремесел Oma Randa

Фото: Екатерина Соловьева, Коммерсантъ

В Толмачах ждала завбиблиотекой — Татьяна Зотикова. Она вызвалась сопровождать по окрестностям, попутно рассказывая историю села.

— После Смутного времени село наше, Толмачи, превратилось в пустошь. И эту пустошь предложили первым переселенцам-карелам. Добирались они сюда долго, десятилетиями. Летопись помнит первых 29 человек — это были священник и его приход. Начали строиться, обрастать хозяйством, жизнь налаживать. Храмы стали возводить. Через 38 лет после заселения уже два храма стояли, представляете? Каменный и деревянный, что при кладбище. Для них это важно было: они же из-за веры беженцы. Они даже камни с могил предков привезли сюда, поедем покажу.

Карелы появились на тверских землях после поражения России в русско-шведской войне (1610–1617) и заключения Столбовского мирного договора. Массовый исход был спровоцирован попытками шведских властей насильно перевести новых подданных из православия в лютеранство. Карелы искали защиты на русских землях, пустовавших из-за голода и разорения Смутного времени. К 1670-му в Россию переселилось около 25–30 тысяч православных карелов.

…Старый погост в соседнем Назарово обнесен оградой из валунов — так делали только карелы. На холмиках, заросших мхом, стоят вытянутые камни, бугристые и ноздреватые.

— Есть теория, что эти камни нездешние, видите — будто вулканической породы они,— показывает Татьяна Зотикова.— У нас говорят, первые переселенцы их с собой привезли, как память о предках.

По дрова. Деревня Песогоры, Тверская область

Фото: Екатерина Соловьева, Коммерсантъ

Карелы в Толмачах обустроились хорошо: через 50 лет уже жили богаче русских деревень. Помимо торговли занимались промыслами. После революции их, конечно, раскулачивали, с конца 1930-х начались гонения.

— Что о тех временах говорить, даже я в детстве стеснялась сказать, что карелка,— признается завбиблиотекой.— Но с русскими на моей памяти вражды не было, мирно мы жили. Я вас с нашими познакомлю, увидите — народ основательный. И с чувством юмора, к нему только привыкнуть надо.

Про чувство юмора Татьяна сказала правду. В Толмачах меня поселили в семью карел Козловых. Хозяйка Александра Николаевна истопила баню, накормила «каштой пейруа» (пирогами с пшенной кашей), сходили с ней на урок карельского языка в местную библиотеку и съездили на похороны ее родственницы в село Стан. Хозяин, сначала подозрительный и молчаливый, на второй день раздобрел, выпил рюмочку и исполнил «Интернационал» на карельском. А поздно вечером в окно моей комнаты постучали. Не чуя подвоха, всматриваюсь в темноту, а там — лохматая маска с пустыми глазницами. Маска оказалась китайской, а не карельской. Под ней скрывался хозяйский сын Николай:

— Извини, что китайская, старых-то не осталось, все финны в 90-х скупили. Мы ею обычно на «Кегрин Пайва», день Кегри (так называют день окончания осенних работ.— «О»), девок в бане пугаем. Видишь, какие мы дикие, черные карелы. Ладно, шучу. Вы у Тарасова были?

Два поэта

Пастухи-карелы Николай и Владимир знают немало слов на карельском

Фото: Екатерина Соловьева, Коммерсантъ

На подъезде к Василькам, где живет поэт Тарасов, есть курган и священная роща. Сюда в свое время любили приезжать финны: археологи, этнографы — могильник относится к финно-угорским захоронениям и датируется V веком. К финнам тверские карелы до сих пор испытывают пиетет: они хорошо понимают друг друга, и в 1990-е был налажен культурный обмен, который поутих к середине 2000-х. Станислав Тарасов много раз принимал у себя финнов. Помнит профессора Пертти Виртаранта, исследователя карельского языка и культуры, которому читал свои стихи.

Русская печь, Николай Чудотворец в красном углу, ведро с квашеными черными щами, полки с книгами и охотничьи медали на стене. Тарасов — лесной человек, как настоящему карелу и положено. Всю жизнь проработал егерем. На стене фотография — он со взрослыми сыновьями и трофеями: двумя зайцами и уткой. Сейчас ему 80, он забросил свою мандолину и «уже не тот, что раньше, болеет».

Очень непривычно слышать карельскую речь в стенах избы, на первый взгляд ничем не отличимой от русской. Странно видеть листочки в клеточку с нерусскими строчками, исписанными старческой рукой. Поэт готовит к изданию очередной сборник стихов. Об охоте, о перестройке, даже о Путине есть стих. Но больше всего о том, что карельская деревня «уходит». Что забываются язык и обычаи, что спились мужики, что разъехалась молодежь, что стоят пустыми целые села. В районе его любили и говорили так: «Уйдет Тарасов, уйдет вместе с ним и Тверская Карелия».

А вот другой известный поэт, бард Саша Седов, уже ушел. В родной деревне Ключевая ему дали меткое прозвище «Плим-плим» — без гитары он никуда. Писал только на карельском. Много раз звали на фестивали, издавали сборники с его стихами, положенными на ноты. После армии жил в Петербурге, но вернулся к матери в Ключевую. Я была у него летом 2016-го. Было видно, что много пьет. Пел уже с трудом. Читал стихи, срываясь на плач. В апреле 2017-го покончил с собой. Говорят, в тот день был абсолютно трезв, спел две песни под гитару, вышел в сени и повесился. Там его обнаружила старая мать, вынула из петли, накрыла одеялом, «чтобы не замерз», и пошла спать.


P.S. Станислав Тарасов скончался в своем доме в Васильках 23 мая 2018 года. Ему был 81 год.

Фото и текст: Екатерина Соловьева, Тверская область

Вся лента