Сборные России и Уругвая разминаются перед play-off в Самаре

Группа A

Вчерашняя Самара — это обжигающее, словно паяльник, солнце, переполненные волжские пляжи и гуляющие по городу отряды людей в форме, которую местные путают с аргентинской. Ну да, те же полоски цвета чистого летнего неба на нежно-белом. Но это не Аргентина, это Уругвай. И уругвайцев в Самаре много — ими под завязку забиты вагоны московских поездов и салоны московских самолетов, прибывающих в город. Они улыбчивы и поют какие-то очень мелодичные, совсем не те, что исполняют перед смертельным боем, песни. Так бой ведь и не смертельный. Всем бы такой расклад на заключительный тур, когда путевка в play-off уже в кармане, а вопрос лишь в том, с какого места туда выходить.

Но Густаво Риччи-Ботта, матерый уругвайский радийщик, слегка нахмурился, когда мы предположили, что у него на родине настроение сейчас примерно такое же, как в России: праздник, который по крайней мере до матча 1/8 финала если без ЧП, то с испанской или португальской командой ничем не испортишь. «Игра плохая, ниже ожиданий»,— он поднял руки вверх, демонстрируя, какими были ожидания. Потом добавил: «У вас все наоборот».

Мы согласились: глупо спорить, что ожидания, связанные со сборной России, были не такими, как те, что связывали со сборной Уругвая. И с тем, что к российской-то игре по первым двум турам претензии предъявить трудно. Это уругвайцы мучились и с саудовцами, и с египтянами — два раза по 1:0. Россияне разделывали их под орех. Мы посочувствовали: «Не идет у Луиса Суареса и Эдинсона Кавани, так?»

Оказался, что так, да не так. Риччи-Ботта пустился в объяснения: Суарес с Кавани, конечно, могли бы сыграть и получше, но не только в этом дело. А еще, например, в том, что у них нет поддержки — не работают фланги, кисло смотрится молодой Родриго Бетанкур, «золотой мальчик» уругвайского футбола, другие мальчики, не золотые… «Но дальше будет легче»,— вдруг заявил он.

Мы удивились: с чего это такая уверенность? На наш-то взгляд, предыдущие матчи никакого движения вверх не явили. Риччи-Ботта хитро улыбнулся: «Вы, вообще, знаете, как мы играем? Знаете, скажем, какой процент владения мячом у уругвайской сборной был в квалификационном турнире? Сорок процентов. Всего сорок! Мы играем на контратаках. А какие могут быть контратаки, когда все футболисты у соперника играют в защите, когда они и мяч-то не хотят брать?!» В следующих матчах — он в этом не сомневался — они его заберут.

Мы, правда, заметили, что и сборная России вроде бы под владение не заточена и также любит мяч поотбирать. Риччи-Ботта не расстроился: «Все равно с сильными нам проще. И потом, главное завтра не результат, а эксперименты под португальцев или испанцев». И он представлял, какими будут эти эксперименты. Во всяком случае, сказал, что напрашивается расстановка с тремя защитниками вместо четырех, чтобы как раз активизировать фланги, поплотнее «упаковав» центральную зону: «Оскар Табарес, наш тренер, мудрый человек, обязательно попробует».

Дело было на самарском стадионе, который в ореоле солнечных лучей смотрелся абсолютно футуристически. На подъезде к нему даже есть специальное место на трассе, где таксисты любят притормозить, чтобы удивить зарубежных туристов: отсюда арена похожа на летающую тарелку, приземлившуюся аккурат на верхушку холма посреди Жигулевских гор, накрыв его, будто блестящая крышка кастрюлю с супом.

Немножко странно смотрелось и поле, на котором проходила открытая тренировка сборной России. Часть его была застелена специальным агроволокном, обычно помогающим подвести траву к матчу в оптимальном состоянии.

А Станислав Черчесов удивил прежде всего тем, что вышел на самарский солнцепек в основательном тренировочном костюме, и через полчаса на пресс-конференции журналисты поинтересовались у российского тренера, не жарко ли ему в «плюс сорок»? «Жары не заметил, наоборот, было прохладно,— как обычно, с серьезным лицом начал Черчесов.— Особенно в тени — я же из теплолюбивых краев. А вообще, просто куртка хорошая, красивая, хочу показать народу».

Он и после этого невозмутимости не терял, как и умения отвечать на вопросы расплывчато. Допустим, Черчесов так и не признался, будут ли изменения в составе в связи с тем, что задача по выходу в play-off уже выполнена, а матч с уругвайцами носит, по сути, статус товарищеского: «Готовимся к этой игре так же, как к другим. Понятно, что вышли в play-off, но это ни о чем не говорит. Важно, что подскажет медицинский штаб». И какой вывод из такой фразы следует?

А Черчесова продолжали «поддавливать». У Александра Головина и Федора Смолова есть по желтой карточке, если получат еще одно предупреждение, то пропустят следующий матч. Значит, их надо поберечь? «Мы не имеем права, да и не можем выбирать соперников из другой группы, потому что они играют после нас. Состав будет оптимальный»,— отрезал Черчесов. Только вот не очень ясно, что такое «оптимальный состав» именно в матче с уругвайцами…

Но дважды главный тренер сборной России все-таки позволил себе сбросить привычную маску и чуточку вышел из себя. Впервые — после того как английский журналист попытался выведать, подвергались ли российские футболисты внеплановым допинг-тестам. «Мы говорим о завтрашнем матче. Я тренер, а не врач»,— осадил его Черчесов. Во второй раз — когда речь зашла о том, почему он игнорирует братьев Алексея и Антона Миранчуков. «Потому что главный тренер так решает»,— Черчесов так и не дал развернуться дискуссии на не такую уж, надо сказать, злободневную тему.

А вскоре на вахту заступил мудрый Оскар Табарес, которого обожают снимать в разных ракурсах аккредитованные на чемпионате мира фотографы. Цинично, но в первую очередь из-за костылей, с помощью которых этот импозантный пожилой джентльмен вынужден передвигаться.

У Табареса настроение было философское. Он говорил о том, почему, прежде чем критиковать героев,— он имел в виду Суареса с Кавани,— необходимо внимательно смотреть статистику и высчитывать, сколько моментов было у каждого, а было-то немало. Он говорил про свою «долгую жизнь в футболе», 12 лет из которой было посвящено сборной Уругвая. И про то, как рождаются футбольные ожидания, которые упоминали уругвайские журналисты, и как они умирают. Сиюминутное в его выступлении было (к примеру, про травму Хосе Марии Хименеса — вот вам и естественный, так сказать, переход на систему с тремя защитниками), но Табареса все время тянуло к материям более высоким — к «перспективам», «развитию».

И каков был его месседж? Да, видимо, такой: а чего нам сейчас беспокоиться о чем-то мелком типа схем, расстановок, не таких уж серьезных, видимо, травм, если положение, слава богу, позволяет заглядывать не в завтрашний день, а немножко вперед? Расслабьтесь, ребята, наслаждайтесь моментом.