Замгенсека ООН Владимир Воронков о борьбе с международным терроризмом

В рамках ООН вот уже полгода работает новое управление — по контртерроризму (УКТ). Возглавил его российский дипломат Владимир Воронков, который стал первым за долгое время представителем РФ, возведенным в ранг замгенсека ООН. В интервью корреспонденту “Ъ” Елене Черненко он рассказал, как идет работа по выстраиванию нового механизма, можно ли ранжировать террористические угрозы и насколько сложно россиянину работать в нью-йоркской штаб-квартире ООН в условиях конфронтации между Москвой и Западом.

— С какими сложностями вы столкнулись при реформировании системы ООН по борьбе с терроризмом?

— Главная проблема — это исключительно высокий уровень ожиданий со стороны государств—участников ООН. И это объяснимо. В мире во многом утрачено доверие друг к другу. Это, как говорится, медицинский факт. Но такое состояние противоестественно и опасно для человеческого общества, которое ищет пути вернуться к диалогу и сотрудничеству. Сейчас очень важно найти объединяющие темы.

Борьба с международным терроризмом — одна из главных таких тем. Ни одна страна не застрахована от этого зла: ни, как говорится, сильная, ни слабая; ни, как кто считает, более демократическая или менее демократическая. Теракты имели место и в Мали, и в Нигерии, и в США, и в России, и во Франции, и на Филиппинах, я уже не говорю о целой террористической агрессии в Ираке, Сирии, Афганистане. Борьба с террористической угрозой была названа главным приоритетом как во внутренней, так и во внешней политике главами государств подавляющего числа стран на сентябрьской сессии 2017 года Генассамблеи ООН.

Словом, борьба с террором — несомненно, объединительная тема международной повестки дня. Посмотрите, ведь вокруг нее нет соперничества, какая из стран делает эту работу лучше или хуже, все заинтересованы в том, чтобы искоренить этот бич, угрожающий глобальной безопасности, стабильности, развитию.

— Даже президенты России и США Владимир Путин и Дональд Трамп в ходе своего последнего телефонного разговора высказались «в пользу развития практического взаимодействия на различных направлениях, в том числе в вопросах борьбы с международным терроризмом».

— Да, и это несмотря на тяжелейшее состояние двусторонних отношений между странами.

Совершенно очевидно, что задача системы ООН, включая Управление по контртеррору,— адекватно откликнуться на запрос государств-участников расширить международное сотрудничество в области антитеррора, сделать его более скоординированным, не допустить политизации.

Первые шаги в этом направлении уже предприняты — реагируя на этот четкий сигнал мирового сообщества, генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш начал свою деятельность на этом посту с реформы контртеррористической архитектуры организации. В контексте этой реформы, в рамках которой, кстати, и создано возглавляемое мной управление, на площадке ООН в Нью-Йорке 28–29 июня состоится конференция высокого уровня глав контртеррористических ведомств.

Надеемся, что она будет результативной и позволит укрепить связь между практиками, занимающимися вопросами противодействия терроризму «24 часа семь дней в неделю», определиться с главными направлениями ударов по глобальной террористической инфраструктуре. Именно таким образом сконструирована повестка мероприятия, чьи итоги подведет генеральный секретарь ООН.

— А с государствами-членами вы ее повестку обсуждали? У них ведь могут быть совершенно разные приоритеты в сфере борьбы с терроризмом.

— Повестка дня июньского мероприятия прошла несколько раундов консультаций с государствами-участниками, и мы постарались максимально точно отразить их приоритеты. В итоге в рамках четырех тематических сессий будут рассмотрены вопросы обмена информацией, опытом и ресурсами в противодействии террору; борьба с насильственным экстремизмом, способствующим терроризму, включая злоупотребления интернетом и новыми технологиями; противодействие иностранным террористам-боевикам; роль ООН в содействии международному контртеррористическому сотрудничеству.

— На какой уровень участников вы рассчитываете?

— Состав делегаций — дело стран-участниц. Но хотелось бы, чтобы участники конференции могли вести разговор на одном — профессиональном языке. Словом, теперь все зависит от политической воли государств использовать универсальную площадку ООН, чтобы дать мощный сигнал «террористическому общаку», что 193 страны мира едины в своем намерении к действию искоренить это чудовищное явление.

— Не опасаетесь ли вы, что с учетом нынешней крайне напряженной международной ситуации послать единый сигнал не получится?

— Такой риск есть. Если внимание будет сосредоточено преимущественно на вопросах, по которым есть противоречия, но которые не являются главными. Встык с министерской конференцией завершится шестой обзор выполнения глобальной контртеррористической стратегии ООН. Это базовый международный документ по противодействию террору, который с 2006 года обновляется каждые два года. Я рассчитываю, что все спорные вопросы в ходе обзора будут урегулированы в конструктивном духе, и в очередной раз итоговый вариант документа будет утвержден консенсусом. Это предоставит возможность конструктивного, профессионального разговора по антитеррору на июньской конференции.

— Какова будет практическая отдача от УКТ, когда оно заработает в полную силу? Какие задачи смогут решать страны, из тех, что они до создания УКТ были не в состоянии решить?

— Что касается собственно выстраивания Управления по контртерроризму ООН, то меньше чем за год его существования (решение Генассамблеи о его утверждении было принято в июне 2017 года) определенная работа проделана. Создан костяк коллектива, в него влились профессионалы по антитеррору. Стали более понятны основные направления работы. Политическая ее составляющая обеспечивает приоритетное значение антитеррора в повестке дня ООН, помогает осуществлять координацию усилий различных международных институтов на контртеррористическом направлении.

Вторая основа нашей деятельности — оказание содействия, в том числе технического, в выработке региональных, а также национальных стратегий антитеррора и предотвращения насильственного экстремизма, ведущего к терроризму, проектов в этой связи по запросам государств—членов ООН. И последнее направление, значение которого будет возрастать,— создание присутствия управления в тех странах, где есть в этом потребность (пока у нас есть свой представитель в составе Многопрофильной комплексной миссии ООН по стабилизации в Мали — МИНУСМА).

— Какие задачи УКТ ставит перед собой в будущем?

— Одна из ключевых задач — выйти на существенный объем проектной деятельности, которая была бы востребована государствами-участниками ООН. А для этого нужно повысить их эффективность. У нас есть ряд успешных флагманских проектов в области авиационной безопасности, поддержки жертв терроризма, создания рабочих мест и обучения бизнесу, чтобы не допустить угрозы радикализации молодежи, координации усилий различных международных структур в сфере антитеррора и другие. Надо идти дальше, так как только рост «спроса» на наш продукт может обеспечить устойчивые финансирование и работу управления.

— Достаточно ли у УКТ средств для осуществления работы? Известно, что УКТ функционирует на основе добровольных взносов.

— Да, Вы правы — более 90% нашего бюджета составляют добровольные взносы. Сегодня на счету соответствующего фонда управления более $80 млн. В основном это средства, выделенные Саудовской Аравией в 2011 году, когда по инициативе этой страны в составе секретариата ООН был создан Международный контртеррористический центр — во многом предтеча нынешнего Управления по контртеррору. С 2011 года $5 млн внесли также Соединенные Штаты. В прошлом году на проектную деятельность ушло около $11 млн, в этом году предполагаем удвоить этот объем.

— Могли бы вы назвать пять крупнейших доноров?

— В 2017 году — году создания управления — наряду с Саудовской Аравией это были Китай, Япония, Канада и Объединенные Арабские Эмираты. Всего же в числе доноров прошлого года находятся одиннадцать стран, внесших $4,6 млн.

В текущем году эта планка уже преодолена за счет солидных взносов России, Японии, Южной Кореи и ряда других стран.

— Какая из связанных с терроризмом угроз является сейчас на ваш взгляд самой серьезной? Возвращающиеся в свои страны террористы, получившие боевой опыт в Сирии и Ираке? Обретение террористами оружия массового уничтожения (ОМУ)? Или кибертерроризм?

— Все обозначенные угрозы существенны! На пике боевых действий в Ираке и Сирии были задействованы до 40 тыс. иностранных боевиков-террористов, из которых остались в живых, по некоторым подсчетам, до 15 тыс. человек. Плюс их семьи, а это еще как минимум несколько тысяч. Часть из них возвратилась или возвращается к местам прежнего проживания в Европе, Америке, Азии. Важно не дать им возможности избежать справедливого, основанного на принципах международного права, возмездия. Это задача государств-участников. Большую помощь в этом контексте им оказывает Интерпол, собирая и предоставляя доказательную базу.

Столь же важно обеспечить реинтеграцию в нормальную жизнь тех, кто не совершил преступлений, но был вместе с боевиками в Ираке и Сирии. Это очень болезненный и тяжелый вопрос, особенно в том, что касается женщин и детей. Большинство из них, конечно, жертвы обстоятельств, но часть их могли участвовать в кровавых преступлениях. ООН, включая Управление по контртеррору, помогает государствам-членам находить правовые решения по этим проблемам, в том числе путем содействия обмену наилучшим опытом.

Что касается кибертерроризма, то ООН поощряет стремление государств-членов решить эту проблему. Отмечу в этом контексте российскую инициативу по борьбе с пропагандой террора в интернете, итало-французско-британскую по взаимодействию с бизнес-сообществом по предотвращению использования интернета для целей терроризма и многие другие.

Что касается ОМУ, то известны факты применения химоружия террористами в Сирии. ООН, в том числе силами Управления по контртеррору, помогает странам-участницам не терять бдительности в отношении реальности этой угрозы.

— С учетом крайне сложных отношений между Россией и Западом: как идет ваше взаимодействие с коллегами из США и стран Европы? Нет ли предубеждения или проблем из-за того, что вы — представитель России?

— Я не представитель России в ООН — им является, как вы знаете, посол Василий Небензя,— а россиянин, выдвинутый российской стороной на пост заместителя генерального секретаря ООН. Антониу Гутерриш одобрил мою кандидатуру и произвел назначение на этот пост. Вступая в эту должность, я принес в соответствии с ооновской практикой клятву служить интересам организации, то есть 193 государствам—членам ООН, которые избрали Антониу Гутерриша генсеком, быть объективным и беспристрастным в моей работе. Этому обязательству я четко следую. Такие требования касаются всех замов Антониу Гутерриша, будь то из США, Австралии, Великобритании, Нигерии, Китая и так далее. С точки зрения статуса я, как и они, считаюсь международным гражданским служащим. Отношения как с коллегами по работе, так и с постоянными представителями стран—участниц ООН ровные, деловые, со многими дружеские. Это своего рода этика организации, сложившаяся за 72 года ее существования.