Ришар Орлински

Скульптор Ришар Орлински встретился с корреспондентом "Часов" в своей квартире-мастерской в 16-м округе Парижа.

— У вас на руке — сделанные вами часы Hublot. Уверен, что для любого художника спроектировать часы — очень важно. Не каждому это удается.

— Огромное удовольствие носить часы, которые создал сам. Это как если бы я придумал машину и на ней ездил или построил дом и в нем жил. Но часы — это еще и то, что может быть с тобой всегда. Действительно, редкий шанс.

— Вы носите титановую модель, потому что она вам нравится больше синей керамической?

— Ничуть. У меня есть обе, и я их чередую, сегодня с утра я в титановой, а к вечеру надену керамическую. Это под настроение. Главное, что они обе выражают меня, мой характер, мое творчество и в то же время они произведения такой марки, как Hublot. Разумеется, это не первая моя встреча с их часами. Но раньше я встречался с ними как коллекционер. А теперь как скульптор. Рикардо Гвадалупе, генеральный директор Hublot, говорит, что мои часы — это "скульптура, которая показывает время".

— Вы довольны совместной работой? Готовы при случае пуститься в новую авантюру с Hublot?

— Я привязан к искусству. Я профессионал. Но еще больше я люблю, когда работа художника смешивается с человеческими отношениями, с дружбой, с приязнью. В этом смысле сотрудничество с Рикардо было исключительно плодотворным и по-человечески приятным. В Hublot тоже работают настоящие профессионалы. Но думаю, что и я, со своей стороны, сделал все возможное, чтобы наше предприятие увенчалось успехом. Уже на первую встречу я принес пачку эскизов, в то время как многие начинают сотрудничество с бесед. Мне кажется, надо беречь свое и чужое время.

— Время для вас драгоценно?

— Мне всегда его не хватает. Говорят, что время — деньги, но это нечто гораздо большее. Я бегу наперегонки со временем. У меня постоянное ощущение, что я слишком много придумываю, что я никогда не успею выполнить все, что хотел бы.

— Когда вы работали над часами, вы получили точные размеры механизма, который нужно уложить в ваш корпус?

— Нет, я не занимался механизмом, моя любовь к часам не так глубока, хотя она зародилась еще в детстве. Механика — развлечение для немногих, немногие действительно ее понимают, а вот дизайн, точнее, скульптура — потому что эти часы и вправду скульптура,— это мое. Во всем, что касалось корпуса, я был совершенно свободен, никаких ограничений не было. Уже потом мастера Hublot взяли мои эскизы в руки, чтобы превратить скульптуру в настоящие часы. Они проявили себя как скульпторы.

— Вы сделали макет, а потом они привели его к нужному размеру?

— Раньше я делал модели из пластилина. Теперь скульптор может работать сразу на компьютере. Я представил эскизы в 3D, и мы вместе стали работать над их воплощением с технической командой Hublot. Они помогли перевести в материал ту форму, которую я передаю фасетами, гранями.

— В часовом корпусе и в небольшом размере это может напомнить огранку драгоценного камня. Откуда эта идея в ваших скульптурах, которые иногда достигают нескольких метров?

— Неофутуристический стиль, преломление идей кубизма. Вспомните работы Брака или Пикассо, представьте их в эпоху ар-деко и добавьте технологичности, как в фантастических компьютерных играх. Кубизм, вы помните, рождался в том числе и в наблюдении за древним племенным искусством. А мои работы — это всегда смесь чего-то очень современного и чего-то древнего. Поэтому они и нравятся людям, я думаю.

— Вы передаете образ животного или человека, но вы не копируете естественные пропорции.

— Мои скульптуры — это скорее образ животного, дикого зверя, который может быть в то же время антропоморфен, похож на человека. Мои крокодилы, пантеры, тигры не были воспроизведением животных, их формы изменены, переосмыслены, они не из зоопарка, а из моего воображения.

— Точно так же созданные вами часы Hublot — это еще и архетипический образ часов?

— Hublot среди немногих часовщиков, которые с их идеологией "фьюжн" продвинулись так далеко в интерпретации. Мы создали вместе совершенно новую структуру корпуса. Обычно работа с художником ограничивается цветом, циферблатом. А мы сделали объект полностью. Я не знаю ни одну часовую марку, которая позволила бы это художнику.

— Есть ли у вас животное-тотем?

— Если говорить о моих скульптурах, то Кинг-Конг мог бы быть выражением моего существа. Потому что я хотел бы быть на него похожим. Огромная сила, безмерная отвага и готовность защитить тех, кого он любит.

Беседовал Алексей Тарханов