Елена Стафьева о расширении берегов мейнстрима

Главная тенденция современной моды — straightforward, упрощение всего. В этом процессе сливаются моды высокая, дизайнерская, и коммерческая, массовая

"Я знаю, что мне это напоминает,— сказала мне редактор в процессе обсуждения прошедших показов,— это же два образа Джулии Робертс в фильме "Красотка": в начале, когда она девушка по вызову,— лаковые ботфорты, мини-юбка, огромная куртка, и в конце, когда она решает стать приличной женщиной,— джинсы, белая майка, свободный пиджак. Этого противопоставления больше нет, любая женщина может без ущерба выглядеть и так и сяк, мода наконец предоставила ей такую возможность". И не просто предоставила — а обеспечила при этом максимальный комфорт, добавлю я, то есть нет никакого бодрящего возбуждения от нарушения норм и границ приличия, вполне буднично. Потому что их, этих границ, давно нет в привычных местах. Одна из таких границ проходила по линии "женщина приличная vs женщина легкого поведения" — и там уже давно все размыто так, что если бы Вивиан пришла сегодня в том своем первом прикиде в любой модный магазин на Родео-драйв, никакому бы и в голову не пришло выставить ее за дверь, она бы смотрелась совершенно органично. То, что раньше составляло оппозицию, с чем можно было играть и высекать всяческие искры, превратилось в новый мейнстрим. Его нам и показали только что.

"Мы наблюдаем смену иерархий", "мы переживаем глубокий кризис дизайнерских идей", "мы существуем в эпоху тотальной вторичности" и "маркетинг победил все и всех" — примерно так хочется начать обзор уже не первого фэшн-сезона. И именно поэтому делать так не стоит — сто раз повторенные, эти соображения уже перестали объяснять фэшн-процессы.

Огромный получасовой показ Gucci на 120 выходов, криво застегнутые куртки и пиджаки Balenciaga, коллекция хитов Риккардо Тиши для Givenchy в тотальном красном, взлетающая прямо с подиума ракета Chanel, какие-то очередные коконы Рика Оуэнса и движущиеся инсталляции Рей Кавакубо — ничего из этого не вызывает подлинного шока и трепета, не оказывается настоящим трэшем и угаром и не потрясает никаких основ. Просто потому, что этих основ больше нет — все вышеперечисленное существует в единой плоскости, способной усвоить и переработать все.

В ней же, в этой самой фэшн-плоскости, может оказаться любой предмет из внешнего мира. Еще буквально 10 лет назад невозможно было просто взять и перенести на подиум вещь из магазина одежды для танцовщиц гоу-гоу, или из ближайшего чарити-шопа, или с безымянной витрины в московском переходе. Можно было сколько угодно ими "вдохновляться", но, чтобы вставить в свою коллекцию, все это нужно было хотя бы минимально творчески переработать. Эди Слиман в Saint Laurent стал тем человеком, который легализовал такой прямой перенос, совершив, собственно, последнюю "революцию" в моде и утвердив новый принцип гардероба: абсолютно предсказуемый в своей воспроизводимости набор вещей, составляющий несколько тотально узнаваемых луков, легко переносимых в любой контекст.

Этот набор вещей — с небольшими вариациями — мы видим и у Марии Грации Кьюри, и у Никола Гескьера, то есть у дизайнеров, у которых прежде не было ничего общего. Его же мы видим в самых больших витринах самых массовых брендов на самых широких улицах. И если раньше происходило некое платоновское движение идей — сверху, от больших модных домов и небольших, но крутых дизайнерских лейблов вниз к стрит-фэшн и масс-маркету — то сейчас опять же все происходит одновременно, в одной плоскости и одним и тем же образом. Основополагающее, казалось бы, разделение на моду высокую, дизайнерскую и моду коммерческую, где первая производит некий интеллектуальный и концептуальный продукт, а вторая его копирует и перерабатывает, разрушено. Ничего этого больше нет, нет никакой эманации дизайнерских идей. У высокой моды и моды коммерческой сейчас общий подход. И если выделять главную тенденцию, то это, безусловно, то, что обозначается словом straightforward — всяческое выпрямление, упрощение и коммерциализация. 

Если отбросить отрицательные коннотации, которые обычно содержит слово "коммерческий", то чем на практике грозит та лакуна сложности и креативности, которая возникла в современной моде? Ну, кроме того, что это просто скучно.

Никола Гескьер сказал Кэти Хорин, одному из ведущих мировых фэшн-критиков, после показа Louis Vuitton, что он пытается понять, что сейчас хотят носить женщины. Приводя эти слова, Кэти Хорин восклицает: "Когда его это вообще интересовало?!" А Анджело Флаккавенто, еще один первоклассный фэшн-критик, пишет, что Гескьер "пытается сделать свою женщину помягче". Индустриальный, рассудочный, холодный Гескьер, который делал пальто-коконы, стянутые в груди топорщившиеся пиджаки, нещадно суженные брюки и ортопедическую обувь на рубеже 2000-х, точно не думал о том, чего хотят женщины. Сегодня думает.

В ситуации смешения моды высокой и моды коммерческой любая пощечина общественному вкусу непременно этим вкусом усваивается в самое короткое время и становится самой настоящей конвенцией. Так, вызов Слимана стал общим стандартом буквально за несколько сезонов — и протух. Когда дизайнеры начинают мыслить луками с витрин, получаются очень понятные и легкие вещи — но это не значит торжества минимализма и ясных линий. Упрощение — это прежде всего уплощение. Декорирование при этом может быть сколь угодно навороченным, но вещи сливаются друг с другом, и даже крупные логотипы не поправляют ситуацию. Недостаток видения и концептуальности минимизирует внутренний потенциал одежды, ее привлекательность в долгосрочной перспективе, потому что сужает горизонты развития, эволюционные возможности и способность отвечать каким-либо требованиям времени, кроме коммерческих.

Если же дизайнер мыслит концептуально и у него есть сильное, выразительное видение, представление о современной женщине и ее месте в мире, о том, как она осознает собственную привлекательность, тогда вещи становятся частью большого культурного процесса и получают творческую энергию этого видения. 

Дизайнеров с видением и с концепциями у нас осталось не так много. Прежде всего это Фиби Файло. То, что она придумала в Celine, сработало и продолжает работать именно благодаря тому, что в основе была ее идея современной женщины — сложной и, что называется, in progress, то есть меняющейся, находящейся в процессе развития. Это оказалось чрезвычайно созвучно тому времени, в котором будет новая волна феминизма и женские марши.

Вполне вероятно, что мы будем наблюдать и эволюцию Рафа Симонса — по крайней мере, его первая коллекция для Calvin Klein дает на это надежду. Но и дизайнеры с меньшим потенциалом к эволюции и при этом цельным видением, такие как Дрис Ван Нотен или Хайдер Аккерман, показали в этот раз очень сильные коллекции. У Dries Van Noten было сотое шоу — он его сделал одним из самых эффектных в своей карьере и одним из лучших на парижской неделе. И точно самым запоминающимся — и по прекрасному кастингу (у него ходили все, от Кристины де Конинк, любимицы всех бельгийцев золотого века, до Каролин де Мегре и Нади Ауэрман), и по прекрасным вещам, со всеми его любимыми силуэтами, с игрой мужское/женское, с невозможной красотой пропорций, принтами и вышивками. А показ Haider Ackermann стал мастер-классом, демонстрацией того, чем должны быть в современном мире "шик" и "элегантность", что напрочь покинуло большие парижские дома и что у него одного сейчас выглядит не уныло, а суперклассно. И уж если говорить о минимализме, то образцовый минимализм у Томаса Майера в Bottega Veneta — вот где ясность кроя, чистота линий и бескомпромиссная роскошь материалов. И Майер один из немногих современных дизайнеров, делающий большие вечерние платья так, что они не выглядят отчаянно старомодно. 

Ну и про того, кто продолжает оставаться главным поставщиком фэшн-новостей. Летом 2014 года уже упомянутая Кэти Хорин написала программный текст, где рассуждала о том, что никто из современных дизайнеров не способен сделать ничего типа черной толпы Кавакубо, которая была вызовом парижскому гламуру 80-х, или ugly chic Прады, который был вызовом миланскому блеску 90-х. И что каждое шоу Ланга и тем более Маржелы нужно было разгадывать, а теперь-то что? И вуаля — приходит Демна Гвасалия. Вот, казалось бы, и новый Маржела, с одной только небольшой разницей — разгадывать там совершенно нечего, потому что это тотальный ремейк и инсценировка. И да, это местами довольно весело — и витрины Balenciaga выделяются на фоне окрестных, но это все-таки тот же самый мейнстрим, в котором счастливо встречаются две ипостаси героини фильма "Красотка".

Во время недели моды в Париже замечательный нью-йоркский винтажный магазин Byronesque широко анонсировал в узких фэшн-кругах распродажу винтажных вещей всех коллекций Мартина Маржелы в честь грядущего 30-летия его дома, очень удачно выбрав время и установив новые ценовые стандарты на винтажный Maison Martin Margiela. Туда пришли все — от легендарного критика Лин Ягер до байеров Harvey Nichols, от больших боссов Conde Nast до гонконгских фэшн-блогеров. То, с какой скоростью исчезали восхитительные распоротые пиджаки, тяжелые пальто, перелицованные топы, жилеты из старых перчаток, покоцанный трикотаж, прозрачный пластиковый плащ и сумка из мяча для регби, очень ясно показало две вещи. Первое — вот они вживую все те идеи, все те оглушительные находки и открытия, которые сейчас так успешно коммерциализируются — и на фоне подлинников ремейки смотрелись трехгрошовой копией. И второе — вся широкая профессиональная общественность и даже те, кто составляет fashion crowd, очевидно устали жить посреди кризиса идей и соскучилась по тому времени, когда мода была экстремально творческой. Теперь остается дождаться, когда по ней соскучится широкая публика.