"Пеллеас и Мелисанда" в постановке Кейти Митчелл

Фестиваль опера

Во французском Экс-ан-Провансе проходит традиционный Festival d`Art Lyrique, один из самых знаменитых оперных фестивалей Европы. Едва ли не самым ожидаемым событием нынешней программы была новая постановка англичанки Кейти Митчелл — "Пеллеас и Мелисанда" Клода Дебюсси. Из Экс-ан-Прованса — РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Кажется, трудно спорить с тем, что знаменитая опера Клода Дебюсси, вернувшаяся в репертуар фестиваля в Экс-ан-Провансе спустя несколько десятилетий, требует решительного постановочного вторжения. (Всего два месяца назад "Пеллеаса и Мелисанду" строго и убедительно вписал в жесткую сегодняшнюю реальность Дмитрий Черняков — премьера состоялась в Цюрихской опере.) Средневековый сюжет о двух братьях, внуках некоего короля, влюбленных в одну и ту же девушку, невесть откуда взявшуюся, всецело принадлежит эпохе символизма — либретто оперы прилежно следует одноименной пьесе бельгийского классика Мориса Метерлинка, сюжет которой полон нераскрытых тайн и намеренных умолчаний. Действие происходит то в залах и у стен замка короля, то в окружающем его лесу, в пещере и прочих, трудно представимых на современной сцене местах.

Кейти Митчелл и ее сценограф Лиззи Клахан, конечно, никакого Средневековья на сцену не допускают. "Пеллеас и Мелисанда" происходит в стенах огромного семейного дома — явно богатого, но полузаброшенного и, как говорится, с привидениями. Пространство поделено на несколько секций, и бесшумно двигающиеся ширмы-занавесы позволяют зрителю очень быстро переводить взгляд с одного места действия на другое. Конструкция двухэтажная, коробочки-модули за занавесами движутся бесшумно — так что выглядит спектакль очень эффектно. Прием, собственно говоря, уже опробованный Митчелл в ее предыдущих спектаклях в Экс-ан-Провансе — в "Написано на коже" и особенно в прошлогодней "Альчине".

Об "Альчине" напоминает и способ обращения с главным персонажем. Но если в опере Генделя центральные героини существовали в двух возрастах, то в опере Дебюсси заглавный женский характер просто раздвоен. Сначала мы видим молодую женщину в свадебном платье, очевидно только что прибывшую в дом — ее багаж еще не разобран. Уставшая с дороги, она решает прилечь на кровать в спальне, засыпает — и тут уже несложно предсказать финальную сцену: Мелисанда проснется в той же комнате. Все действия оперы Дебюсси Кейти Митчелл предлагает считать сном Мелисанды, в котором ей является охотник Голо (бас-баритон Лоран Наури): такое постановочное решение столь же несенсационно, сколь и универсально — на сон можно списать любой произвол сюжета.

Это не означает, что потом режиссер сидит сложа руки. Напротив, "Пеллеас и Мелисанда" — очень увлекательный спектакль. Вскоре после первой сцены мы понимаем, что Мелисанд в доме на самом деле две: у канадской сопрано Барбары Ханниган появляется почти неотличимая от нее безмолвная копия. Дубль сделан действительно искусно: строго говоря, до тех пор, пока Мелисанда не начинает петь, с уверенностью отличить одну женщину от другой нельзя. Каждая из них в любой момент может оказаться невидимкой, друг другу они могут стать то неявными соперницами, то спонтанными союзницами. Любовный треугольник сюжета, образованный героиней и двумя внуками короля, Голо и Пеллеасом, одному из которых Мелисанда жена, а другому возлюбленная, таким образом превращается если и не в квадрат, то в очень замысловатую геометрическую фигуру.

Дом короля Аркеля вообще наполнен странностями — его обитатели могут появиться там, где их присутствие явно не предусмотрено: так, в пещере, куда приходят Пеллеас и Мелисанда и которая оказывается полузасыпанным землей коридором, вместо положенных спящих бродяг оказываются члены королевского семьи. Впрочем, их тоже можно назвать спящими, но на ходу — движения героев у Митчелл часто замедлены, особенно когда они являются в "неположенных" местах. В особенности это касается потерянного, анемичного, будто нездешнего Пеллеаса (французский баритон Стефан Дегу): эротические сцены между ним и Мелисандой настолько лишены какого-либо намека на страсть, настолько напоминают видения, что трудно говорить о земной любовной измене. Так что кукла вместо ребенка смотрится здесь вполне оправданно.

У Метерлинка умирающей Мелисанде приносят ее новорожденного ребенка, а Голо пытается узнать у нее правду — изменяла ли все-таки или нет. У Митчелл никакой "правды" вообще быть не может: ведь допрашивают одну из героинь, лежащую на смертном одре, а ответ дает другая, спасающая от небытия свой голос. Так и все в спектакле Митчелл — двоится, обволакивает и размывается. Ощущение нереальности происходящего на сцене подпитывает магический свет Джеймса Фарнкомба. Не говоря уже о тонкой, мастерской работе знаменитого финского композитора и дирижера Эсы-Пекки Салонена, под управлением которого лондонский оркестр "Филармония" сыграл "Пеллеаса и Мелисанду" как магическую историю, деликатно, но неумолимо втягивающую в себя зрителей. И столь же легко потом отпускающую на свободу — ведь все кончилось хорошо, потому что персонажи снов умирают понарошку.