Почему Стивен Спилберг вернулся к роли сказочника. С режиссером беседовала Татьяна Розенштайн

На российские экраны вышел новый фильм Стивена Спилберга "Большой и добрый великан" по одноименному бестселлеру Роальда Даля. "Огонек" поговорил с великаном кинематографа

— Вы возвращаетесь к своей ранней стилистике — "Близкие контакты третьей степени", "Инопланетянин"... То есть к сказкам. Зачем?

— Чудеса не происходят с нами ежедневно, когда мы отводим детей в школу, спешим на работу или сидим за ужином с семьей. Но чтобы жить, нам всем необходимы позитивные эмоции, вера в себя. Нам нужен оптимизм. Если у нас его не будет и мы перестанем бороться за свои ценности, тогда мир не будет развиваться в нужном и правильном направлении. Любовь к сказке у меня возникла в раннем возрасте. Сначала сказки читали нам — мне и моим трем сестрам — наши родители. Потом родители познакомили нас с кино. Моими первыми фильмами стали картины Уолта Диснея. И хотя многие из его картин, например по сказкам братьев Гримм, вызывали у нас страх, все его истории хорошо заканчивались и давали надежду на будущее. Люди начинают фантазировать и забываться в мечтах, когда реальная жизнь доставляет им мало радости и будни разочаровывают. Так было и у меня. В детстве моя семья часто переезжала с места на место, поэтому у меня никогда не было настоящих друзей. В школах, которые я посещал, а затем и в колледже я был инородным элементом, надо мной часто издевались, нередко я приходил домой с разбитым носом. Раннее увлечение кинематографом и сказками помогло мне выжить. В какой-то момент мои родители пожалели, что привили мне любовь к ним. Я начал ими чрезмерно увлекаться и видеть вещи, которых не было на самом деле. Нередко отцу и матери казалось, что у меня имеются серьезные психические отклонения. Они грозились отвести меня на обследование к врачу. Вероятно, именно эти "психические отклонения" и способствовали моей замечательной карьере в кино. Наверное, большинство людей, работающих в этом бизнесе, имели в детстве подобные "отклонения", чрезмерно фантазировали и любили сказки. Видимо, и теперь их любят. И нет, я не возвращаюсь к своим ранним картинам — они меня просто никогда и не покидали. Даже когда я создавал другие фильмы — исторические и социальные драмы,— я всегда надеялся, что однажды мне снова удастся вернуться к жанру, где я наилучшим образом смог бы применить свои качества "сказочника".

Я действительно считаю, что ребенок по своей природе ближе к истине, чем любой взрослый

— В ваших картинах всегда присутствует один и тот же персонаж. Если это взрослый, то наивный, мечтательный и простодушный. Противостоящий нормальным и здравомыслящим остальным. Но чаще — просто дети, которые всегда оказываются умнее взрослых...

— Не думаю, что я делал подобные заявления и показывал в своих картинах "умных детей" и "глупых взрослых". Однако я действительно считаю, что ребенок по своей природе ближе к истине, чем любой взрослый. Потому что дети еще не научились лгать и изворачиваться, как это умеют делать взрослые, чтобы адаптироваться к окружающей среде. Дети не потеряли своей естественности и ясности взгляда, которые уже давно потеряли их родители. Задайте любому ребенку простой вопрос о том, чего он хочет в настоящий момент. И тот ответит вам на него простыми и ясными словами. Спросите о том же самом любого взрослого. И мало кто из них объяснит свои мысли так же просто и доходчиво. При этом дети еще не научились хорошо владеть языком. А что принес этот опыт взрослым? Позволяет ли владение языком им так же ясно выразить свои мысли? Наоборот, взрослые наговорят какой-то ерунды, будут ходить вокруг да около, потратят много вашего времени, а в результате ничего не скажут.

— Почему вы решили заняться экранизацией произведения Даля именно сейчас? Ведь книга вышла лет 30 назад.

— Она вышла в 1982 году, как раз в тот момент, когда я работал над своей картиной "Инопланетянин". Я знал о книге Даля. Более того, приобрел ее и регулярно читал своим детям. Тогда, в начале 1980-х, сценарий для "Инопланетянина" писала со мной Мелисса Мэтисон. Года четыре назад у нас с Мелиссой состоялся разговор, в котором она упомянула, что работает над адаптацией книги Даля для большого экрана. Кэти Кеннеди (одна из постоянных продюсеров Спилберга.— "О") уже купила на нее права. Тогда я подумал о том, как было бы замечательно снова поработать с Мелиссой и Кэти. Помню, даже сказал своей жене, что не отдам этот проект никому другому, а займусь им сам. К счастью, нас поддержала студия "Дисней", и так возникла картина. За все эти годы в Голливуде мне удалось поработать со всеми, буквально со всеми, киностудиями, кроме студии "Дисней". А ведь многие мои картины словно были созданы для нее. В ноябре 2015 года Мелиссы не стало. Помню, как я позвонил Тьерри Фремо (художественный руководитель Каннского кинофестиваля.— "О") и попросил его включить нашу картину в официальную программу. Мне хотелось отдать дань памяти прекрасной сценаристки и моей приятельницы. Весной этого года, перед самым началом Каннского кинофестиваля, наша картина все еще была не готова, процентов на 40. И много раз я порывался поговорить с Тьерри и отказаться от нашей затеи, но каждый раз моя команда убеждала меня, что еще несколько недель круглосуточной работы и мы сможем уложиться в срок. Каннскому зрителю пришлось посмотреть картину в двухмерном изображении, стереоскопию мы доделаем к июлю, к выходу фильма в США. Я едва успел написать посвящение Мелиссе, но все же успел.

— Вы использовали новые технологии в картине?

— Вначале мы отсняли весь фильм с обычными актерами, а потом фигуры сказочных героев — в данном случае великанов — мы создали в цифровом формате. То есть игру и голоса, созданные реальными актерами, мы сохранили, а их образы изменили. Так, мне показалось, будет интереснее и больше в духе времени. Запросто одеть актеров в костюмы великанов и заставить их сыграть было бы как-то неинтересно. С другой стороны, полностью заменить людей анимационными образами — как сделали авторы "Аватара" или "Планеты обезьян", мне тоже не хотелось. В таких героях для меня мало подлинности и души. Никакими технологиями не заменить искренность и гениальную игру Марка Райлэнса (сыгравшего "Большого и доброго великана".— "О"). В созданных нами образах больше фантазии, юмора, оригинальности. С технической точки зрения это выглядело так: мы одели Марка в специальный костюм, а его лицо отметили точками, по которым специалисты-аниматоры создали впоследствии его компьютерный, фантазийный, но чем-то похожий на него образ. Для того чтобы фигура Марка в цифровом варианте получилась объемной и реальной, съемки велись одновременно с помощью шести камер, которые снимали его с разных углов.

— Откуда у вас берутся и силы, и способности фантазировать в солидном возрасте?

— Эта способность у всех людей разная. Причем есть люди, которым и в детстве не дано это качество. А есть и другие, которые с возрастом становятся еще более изобретательными. Ведь и любовь люди, как ни парадоксально, с возрастом понимают лучше и полнее, чем в молодые годы. "Большой и добрый великан", если хотите, история любви. Она о любви между Софи и великаном, своего рода внучкой, которая воспитывалась в детском доме, и дедушкой, которого у нее никогда не было. И скорее всего эту историю я смог лучше всего понять, когда и сам стал дедушкой. У меня семеро детей и четыре внука и внучки. Последняя родилась всего 12 дней назад. Я постоянно провожу время с детьми, учусь у них жизни. Никогда не смотрю на них свысока, как строгий опытный родитель, но всегда общаюсь с ними на равных, как с друзьями. У меня прекрасные отношения с моими детьми, но особенно с внуками. Наше самое любимое занятие — совместное чтение книг. Когда я навещаю их (внуки не живут со мной, но недалеко от меня), они сначала наперегонки бегут меня встречать, ждут, не принес ли я какую новую книжку им в подарок, а потом спешат к книжным полкам, достают свои любимые произведения и просят почитать. Иногда за один вечер мы успеваем прочесть три-четыре книги. Моя семья — самое важное и самое лучшее достижение в моей жизни. Сначала идет она, а потом уже мои фильмы и моя карьера.

— Как изменилась киноиндустрия на протяжении последних 50 лет и как ей удалось, может быть, изменить вас?

— Не думаю, что я изменил киноиндустрию или она меня. Скорее мы меняемся и развиваемся вместе. Не побоюсь прозвучать банально, но моя сила — в моей семье, в том, что она всегда рядом. Есть много зрелых режиссеров, работы которых, скажем, еще 30-40 лет назад пользовались необыкновенным успехом. Время утекло, их дети подросли и уехали из дома. Они остались одни и продолжают снимать все те же картины, в том стиле, который принес им успех много лет назад. Только их послания, которые были новыми и интересными тогда, сегодня устарели. Конечно, я принимаю во внимание свой возраст, но стараюсь каждый раз быть новым в своих "посланиях". Однако забудем зрителя. Я работаю не только для него, но и для своего удовольствия и не хочу терять собственной значимости. Но это только тогда возможно, когда я иду в ногу со временем. И в этом мне помогает семья. В свое время я учил детей жить, теперь они учат жить меня. Они объясняют мне, что такое новые технологии, как пользоваться телефонными сообщениями, какую музыку сегодня слушают, что происходит в театре и в кино. Меня часто спрашивают, не собираюсь ли я завязать с кинематографом. Думаю, что это могло бы произойти только в одном случае, если бы я потерял свою семью. Но надеюсь, что этого не произойдет, и пока жив, я не закончу снимать свои картины.

Беседовала Татьяна Розенштайн