Прямая речь

Анатолий Куликов, бывший министр внутренних дел России:

В этой истории я не вижу никакой политической подоплеки. Можно говорить что угодно, но Савченко по факту военный преступник, совершивший преступление не только против российских журналистов, она также корректировала огонь националистов против остальных людей, живущих в том районе, или, как они сами их называли, нелюдей. Приговор считаю справедливым, каким бы жестким он ни казался. И я против всякого его смягчения, досрочного освобождения или обмена.

Людмила Алексеева, глава Московской Хельсинкской группы:

Конечно, нет. Суд изначально исходил из ложных показаний, прекрасно понимая, что они ложные. Все это сплошная фальсификация, и суд носит ярко выраженный политический характер. Очень хотелось бы, чтобы Савченко после суда обменяли на кого-нибудь. Но вряд ли это будут Ерофеев и Александров, которых здесь ждет тяжелая судьба за их признание, что они были военнослужащими, а никакими не отпускниками и добровольцами. К тому же беда наша в том, что мы довольно равнодушны к судьбе своих граждан. Но может быть, произойдет какой-то обмен политический — на отмену Западом санкций. А вот помилование маловероятно, это у нас вещь крайне редкая.

Сергей Станкевич, эксперт Фонда Анатолия Собчака, бывший советник президента Бориса Ельцина:

Я скажу так: это был лишний процесс. Такой суд был бы уместен после окончания боевых действий. А во время боевых действий все захваченные участники подпадают под совершенно иные правовые действия. Это статус военнопленных, и ими должен заниматься военный трибунал. Боюсь, что данный суд не принесет пользу международному авторитету России. Дальнейшая судьба Савченко — это результат переговоров. И мне кажется, что мы ее все равно рано или поздно на кого-нибудь обменяем. Хотелось бы, чтобы это произошло как можно быстрее. И это не будет слабостью России.

Борис Надеждин, президент Института региональных проблем и законодательства:

Это абсолютно дикая история. До сих пор остается главным вопрос: она сама пришла или ее в Россию насильно привезли. Честно говоря, мне более убедительными кажутся доводы защиты. Кроме того, идет война, Савченко воюет. И людей, которые действуют по логике войны, нельзя вытаскивать и судить по законам мирной жизни. Он искренне считала, что защищает свою страну, и без всякого сомнения, у нее не было цели убить конкретных журналистов. На войне палят друг в друга, не задумываясь о том, в кого попадут. А убийство в УК подразумевает конкретного человека, которого задумали убить. Савченко точно не просидит в России тот срок, который ей дадут. Может быть, ее обменяют, может, она продолжит голодать и умрет, но от звонка до звонка она не просидит.

Александр Брод, директор Московского бюро по правам человека:

Я считаю, что это суровый приговор, но он соответствует тому, в чем ее обвиняют. Я видел показания людей, которые пострадали от ее действий, и то, что они рассказывают, это страшно. Но чтобы в этом убедиться, надо изучить материалы дела. Как только будет такая возможность, я обязательно этим займусь.

Ирина Хакамада, член Совета при президенте России по развитию гражданского общества и правам человека:

Я была уверена в таком приговоре. Судя по накалу страстей и поведения обеих сторон, можно было предположить суровое наказание. Я надеюсь, что это все это было ради высокого торга по обмену. Ничто в этой истории меня не удивило, не поразило, не возмутило. Вся эта суррогатная война с Украиной для меня кошмар. Меня там уже ничего не удивляет, причем с обеих сторон. Этот кошмар никому исторически не нужен.

Александр Рар, научный директор Германо-российского форума, немецкий политолог:

Если она действительно убийца, и это аргументированно доказано, то приговор заслуженный. Во всем мире убийц наказывают самым строгим образом и на долгие сроки. Если все это подстроено, то, конечно, нет. Мне кажется, что здесь очень много политики, а Савченко выступает в качестве разменной монеты. В Европе не так уж и внимательно следили за этим процессом, сейчас там много других проблем.