Выбор Игоря Гулина

Винфрид Георг Зебальд «Естественная история разрушений»

У погибшего в 2001 году Винфрида Георга Зебальда, одного из главных немецких писателей 1990-х, странная читательская судьба в России. Единственная его книга вышла здесь десять лет назад, быстро разошлась, но не стала событием. Спустя много лет вокруг имени Зебальда появилось нечто вроде культа — прежде всего благодаря усилиям поэта и эссеиста Марии Степановой. Самого же писателя по-прежнему мало кто читал. Это немного похоже на ситуацию советского времени, когда о классиках западного модернизма все слышали, но никто их не видел, их вещи становились предметом необходимых фантазий. Сейчас так бывает редко, но, кажется, Зебальд, исследовавший мельчайшие признаки прошедших катастроф, настойчиво сберегавший исчезающие, взывающие к забвению фрагменты коллективной боли,— автор, очень хорошо подходящий для такого призрачного существования.

Сейчас к выходу готовятся два его главных романа — "Аустерлиц" и "Кольца Сатурна". Но в качестве еще одного парадокса, небольшого обмана ожиданий, до того вышел сборник зебальдовской литературной критики — "Естественная история разрушений". Авторов, о которых здесь речь — Жана Амери, Альфреда Андреша, Ханса Эрика Носсака, Александра Клюге, Петера Вайса,— в России знают плохо, если знают вообще. Разговор об их текстах создает легкое ощущение фрустрации. И тем не менее он очень важен, в каком-то смысле может восприниматься как манифест собственного зебальдовского письма. Всех этих авторов объединяет одна вещь. Точнее, две. Первая: все они пытались найти способы преодолеть молчание — говорить о травмах, связанных с недавней историей Германии: Холокостом, нацизмом, и, наоборот, уничтожительной бомбежкой союзниками немецких городов. Вторая: они пытались делать это средствами литературы. Несмотря на очень сильную документальную основу всех его текстов, Зебальда интересует не политическое или философское действие в чистом виде. Ему важно найти в отношении к катастрофе позицию для писателя. Это позиция затронутости и сдержанности: невозможности отвернуться от катастрофы и отказа использовать ее для построения собственных мифов — биографических, историософских, любых.

Здесь важно и то, что Зебальд принадлежит к другому поколению, чем все его герои. Он родился в 1944 году, в последний год войны, на относительно не затронутой разрушениями территории. Но его настойчивое обращение к памяти об ужасах в текстах, написанных в 1990-е, выглядит не этической дотошностью или желанием расковырять раны, даже не вопросом о социальной ответственности писателя. Скорее здесь вопрос о том, какой литература, речь может оставаться в присутствии смертей. Потому что молчание — еще одна ложь, не меньшая, чем любование ужасом или фальшивая красота.

Новое издательство

Грэм Харман «Четвероякий объект»

Книжка живущего в Каире американца Грэма Хармана — один из манифестов "объектно-ориентированной философии". Это довольно эксцентричное направление современной мысли, называемое также спекулятивным реализмом, стало в последнее время предметом интеллектуальной моды не только среди философов. Если коротко, спекулятивные реалисты требуют положить конец "философии привилегированного доступа", то есть убрать из центра мысли человека, понять, как философия может говорить не только об отношениях человека и остального мира, но и о связях, в которые разные вещи вступают друг с другом. Несмотря на подзаголовок "Метафизика вещи после Хайдеггера" и большое количество экскурсов в историю философии, Харман пишет довольно просто и увлекательно. Еще одна его особенность: объектами он называет не только предметы, имеющие физическую плотность, но и все что угодно — огонь и дождь, небесные явления и книги, армии и государства, кентавров и привидения. Его книга — краткое введение в идею общения всего со всем. Идеей этой легко фанатично увлечься, начать применять ко всем коллизиям вселенной, и столь же легко обвинить автора в красивом фокусничестве, шарлатанстве. Делать ни того ни другого, скорее, не стоит, но знакомство с идеями Хармана может быть очень вдохновляющим.

Гиле Пресс

Мэтт Фрэкшн, Чип Здарски «Секс-преступники»

Первый том одного из самых успешных американских комиксов последних лет. Сюжет такой: Сюзи и Джон знакомятся на вечеринке, она — библиотекарь, он — актер, но работает в банке. Они сразу же влюбляются и обнаруживают друг про друга интересную вещь: оба умеют останавливать время в момент оргазма. Объединив способности, герои решают ограбить банк Джона, чтобы спасти от разорения библиотеку Сюзи. Вскоре выясняется, что такой талант есть не только у них двоих и некоторые обладатели сексуальных суперспособностей гораздо более опасны. Комикс Фрэкшна и Здарски работает на очень простом приеме. Это остроумная история про симпатичных нелепых людей, их сексуальные проблемы и предпочтения. Но читать его не стыдно, потому что люди эти останавливают время и грабят банки. Ну или наоборот — смотря что кому стыдно.

Комильфо

Кирилл Кобрин «Шерлок Холмс и рождение современности: деньги, девушки, денди Викторианской эпохи»

В прошлом году культуролог и писатель Кирилл Кобрин выпустил книгу "Modernite в избранных сюжетах" — сборник случаев из истории такой странной вещи, как "современность". Его новая книга — что-то вроде веселого продолжений той, хотя читать ее можно и самостоятельно. Устроена она просто: Кобрин берет любимые книги детства — рассказы о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне — и пытается понять, что, собственно, в них происходит. Каждое эссе организовано как новое расследование, происходящее поверх того, что ведут обитатели Бейкер-стрит. Кобрин предлагает собственные версии произошедшего, обнаруживает тайную подоплеку действий конан-дойлевских героев. Но важнее тут — как и в случае с самим Холмсом — не цель, а метод. В каждом из наизусть знакомых сюжетов он обнаруживает двигатель-парадокс, связанный с одним из главных напряжений викторианской эпохи: эмансипацией женщин, кризисом колониализма, столкновением аристократического безделья и капиталистической деловитости. Несмотря на то, что викторианство обычно становится объектом ностальгии, для Кобрина все эти сюжеты связаны именно с острым ощущением "сегодняшнего дня", появлением современности, времени, в котором мы до сих пор обитаем. А сам Холмс всякий раз оказывается агентом этой еще не совсем наступившей эпохи, скромным, но ехидным пророком.

Издательство Ивана Лимбаха