Согласно последним данным "Левада-центра", 70% россиян считают, что нельзя идти на уступки Западу в результате введенных санкций, пусть это приводит к ухудшению жизни. Кроме того, одобрение президента страны достигло в июне небывалых 89%. Журналист Дмитрий Губин пытается объяснить эти цифры.

Американский профессор политологии Дэниел Трейсман, отслеживая рейтинги популярности Бориса Ельцина и Владимира Путина, сделал вывод, что до последнего времени существовала прямая зависимость между популярностью президента и экономической ситуацией в стране. Соавтор Трейсмана, экономист Сергей Гуриев проиллюстрировал это фразой: "Одним глазом народ смотрит в телевизор, а другим — в холодильник". Однако ныне Гуриев с Трейсманом признают, что сегодня картинка общественного мнения в России выглядит так, будто связи между холодильником и телевизором перерезаны, как между полушариями мозга в результате лоботомии.

Россия — не первая страна, где санкции и ухудшение жизни вызывают подобный эффект. То же самое было в Италии в пору санкций против режима дуче. Или, — чтобы избегнуть болезненных сравнений, — в Советском Союзе после санкций в результате нападения на Финляндию.

Возможно, нынешняя российская духоподъемность объяснима элементарной физиологией. Физиологи прекрасно знают, как действует на организм хронический неконтролируемый стресс. Неконтролируемым называется стресс, к которому либо нельзя приспособиться, либо которого нельзя избежать, либо которому невозможно предсказать окончание. Это приводит к серьезным расстройствам, к депрессиям, к состоянию выученной беспомощности и так далее, — вплоть до летального исхода. Но неожиданно спасительной оказывается субъективизация контроля над ситуацией. Петербургский физиолог Дмитрий Жуков, специалист по стрессу, любит рассказывать, что у крысы, грызущей палочку, шансы выжить в состоянии неконтролируемого стресса выше, чем у крысы, которая просто мечется по клетке.

Очень может быть, что знаменитый стокгольмский синдром, то есть любовь заложников к своим мучителям, включая правителей целых стран, и построен на таком механизме. Ты испытываешь неконтролируемый стресс, потому что не знаешь, начнет завтра твоя страна войну или заставит ходить по улице с иконой, или примет закон, запрещающий тебя самого, — но ты не можешь на это повлиять, и не можешь от этого сбежать. Разве что эмигрировать, как Гуриев. В этих условиях верить в мудрость вождя, в правдивость телевизора и в то, что твоя страна единственная идет в ногу, а прочие нет, — действительно спасение. А осознавать реальное положение дел — это гибель.

Впрочем, для проверки этой идеи профессорам Гуриеву, Трейсману и Жукову придется немало потрудиться. Но как гипотеза национальный стокгольмский синдром многое объясняет.