Нам не больно

Антон Долин полагает, что новый роман Мишеля Уэльбека понравится не только тем, кто сейчас живет с лозунгом Je suis Charlie

Вышел новый роман Мишеля Уэльбека "Подчинение" — антиутопия о победе исламизма во Франции. Звучание произведения многократно усилилось после случившейся недавно трагедии в Париже — это признают как поклонники, так и критики романа

Теракт в "Шарли эбдо" пришелся на старт кампании по продвижению нового романа Мишеля Уэльбека

Фото: Sipa Press / East News

Антон Долин

Ни реклама, ни антиреклама этой книге не нужна, и вовсе не потому, что Мишель Уэльбек — самый успешный из современных французских писателей, осыпанный премиями и едва ли не канонизированный при жизни. "Подчинение" (Soumission) при этом будут читать даже те, кто до сих пор про Уэльбека не слыхал. Теракт в редакции еженедельника Charlie Hebdo случился в день выхода этого заведомо скандального романа, тема которого — приход исламистов к власти во Франции ближайшего будущего (действие разворачивается в 2022-м, рукой подать). Более того, в последнем номере отныне известного на весь мир издания специальный материал был посвящен "Подчинению", а карикатура на Уэльбека красовалась на обложке: там герой будто бы объявлял, что вот-вот потеряет последние зубы, а потом обратится в ислам. С конспирологов станется обвинить издательство Flammarion в том, что случившаяся трагедия — беспрецедентная по масштабу и цинизму пиар-акция по раскрутке книги. Чтобы не доходить до таких крайностей, придется признать очевидное: как у всех больших писателей, у Уэльбека — потрясающе развитая интуиция и печальный дар Кассандры.

Однако "Подчинение" имеет шанс понравиться не только тем, кто в последние недели живет с лозунгом Je suis Charlie (Я — Шарли.— "О") и восхищается парижским "маршем миллионов" за свободу слова, но и тем, кто язвительно бурчит про двойные стандарты современной Европы. Ведь и по Уэльбеку Старый Свет стал совсем дряхл, прогнил и истончился, а потому вот-вот рухнет, у нас на глазах. Ни энтузиазма, ни ярости, столь ощутимых и в работах хулиганов-мучеников Charlie Hebdo, и в реакции многих на парижскую резню, в прозе Уэльбека нет. Там нет страсти, боли, надрыва. Кроме того, нет практически никаких событий. Знаменитая флегма и скепсис лирического героя Уэльбека — никак иначе его персонажей не назвать, хоть все они формально обладают разными биографиями,— позволяют трактовать "Подчинение" как угодно: как гимн "новому порядку" или, наоборот, как реквием по мечте, зависит от вас. Уэльбек и сам не уверен, что за чувства испытывает: "От одного слова "гуманизм" меня чуть не стошнило — впрочем, возможно, это были подогретые паштеты". Пока он их дегустирует, мир кончается. Как было предсказано, не взрывом, но всхлипом.

44-летний Франсуа — сорбоннский профессор, одинокий литературовед, специалист по творчеству Гюисманса. Об отце и матери он давно ничего не слышал (за время действия книги оба умрут, но почти незаметно, мать даже похоронят за муниципальный счет), из Парижа почти никогда не выезжает. Женат не был, но поддерживает постоянные отношения с той или иной студенткой: дольше учебного года такие романы, впрочем, не длятся. Собственно, впервые Франсуа догадывается, что вокруг что-то не в порядке, когда его очередная любовница Мириам приходит прощаться: она с родителями уезжает в Израиль, навсегда. Переварив эту новость без особых эмоций, герой книги соображает: и правда, профсоюз еврейских студентов исчез без следа, а в руководство университета, получающего отныне субсидии, кажется, из Катара (Франсуа не уверен, он путается в географии), попадает специалист по творчеству Эдуарда Дрюмона — идеолога современного антисемитизма. Да и с коллегами он сам давно уже, того не замечая, ходит не пить кофе в соседний бар, а на чашку чая в ближайшую мечеть.

Дело за малым. И малое случается. На очередных президентских выборах во второй тур выходят глава "Национального фронта" Марин Ле Пен и кандидат от Мусульманского братства Мохаммед Бен Аббес. Все — умеренно-правые, умеренно-левые и центристы — в ужасе от возможной победы фашистов и с облегчением принимают доктрину "умеренного ислама", которую предлагает Бен Аббес. На улицах уже стреляют и бьют витрины, причем не вполне ясно, кто это делает — протестанты или полиция, исламисты или националисты. Так или иначе, всем необходим покой. По-быстрому воцаряющийся Бен Аббес (персонаж, сразу скажем, закадровый, хоть и важнейший) устанавливает его без труда. Да, теперь среднее образование во Франции заканчивается в 12 лет, женщинам не разрешается работать, а университетской профессуре необходимо принимать ислам, но есть ведь и плюсы: безработица резко падает, СМИ и оппозиция растерянно затихают и никто не хочет отказываться от льющихся рекой с Востока нефтедолларов от щедрых спонсоров. Для апатичного Франсуа последней каплей становится возможность полигамии: студенток-жен, которых отныне все равно под хиджабами не разглядишь, для него будет выбирать опытная сваха. Какой филолог перед таким устоит?

"Подчинение" — если кто не знает, именно так переводится слово "ислам",— роман не о завоевании, а о капитуляции мира, который мы не смогли (и не захотели) отстоять. Индивидуализм — причина одиночества и страданий, необходимость совершать выбор непереносима. Поэтому сдаемся без горечи и сожалений, даже с облегчением. Недаром практически все герои романа — литературоведы, плывущие всю жизнь по течению выбранной, прописанной кем-то другим (Мопассаном, Золя, Рембо, Блуа), реки. Когда ее русло вдруг меняется, они продолжают движение: не бороться же с волнами. Новые власти, впрочем, не имеют ничего против старой европейской культуры. В их руках образование, то есть будущее, так почему бы не позаботиться о вымирающих умниках, отвечающих за музейное, уже не опасное, заархивированное прошлое? Кстати, платят в исламской Сорбонне втрое больше, чем платили в светской.

Рецензенты, наслаждаясь своей образованностью, пишут о влиянии Гюисманса — писателя, начинавшего как натуралист, потом написавшего манифест декадентства "Наоборот" и закончившего принятием католицизма, но, кажется, обращение к этому персонажу — просто шутка для умных: по Уэльбеку, оппортунизм интеллектуалов — не новость, склонность к нему была присуща самым изысканным и умным из них. Интереснее другая литературная параллель. Нынешний руководитель Сорбонны Редиже — бывший специалист по Рене Генону и Ницше, впоследствии автор бестселлера "Десять вопросов об исламе", получивший с переменой режима шикарный особняк в элитном районе, принимает у себя неофита Франсуа и по ходу дела рассказывает историю здания. Оказывается, в нем Доминик Ори написала свою "Историю О" — софт-порнографическую библию мазохизма, историю о поиске высшего наслаждения в подчинении и боли. "Потрясающая книга, вы не находите?" — вдруг загораются глаза у хозяина дома. Франсуа вежливо соглашается.

Роман Уэльбека о том, как это обыденно и страшно — не чувствовать боли, даже при смерти. И черпать единственную — последнюю, стыдную, но неоспоримую,— радость в повиновении тому, что сильнее.

Вся лента