Корреспондент "Ъ" побывала в лагере сирийских беженцев в Турции

На севере Сирии близ турецкой границы активизировались боевые действия. Причем сразу на нескольких фронтах: и в окрестностях Алеппо, где правительственные войска ведут наступление, и в провинции Идлиб, где инициатива принадлежит исламистам, и в курдских районах. Представители гуманитарных организаций опасаются, что в результате в Турцию хлынет новый поток беженцев — в дополнение к тем почти 2 млн сирийцев, которые нашли убежище на территории соседней страны. О том, как живут в Турции люди, бежавшие от сирийской войны, наблюдала корреспондент "Ъ" ОЛЬГА КУЗНЕЦОВА.

От сирийского Алеппо до турецкого Газиантепа по прямой не более 80 км, и примерно четверть прибывших в Турцию из Сирии беженцев осели именно там. Сейчас готовится к открытию пятый лагерь, в четырех уже размещены 34 тыс. человек — близкие воюющих в Сирии и сами бывшие бойцы сирийской оппозиции.

14-летний Халид эль-Ахмед, сидя за партой над учебником по сирийской литературе, рассказывает, что вместе с семьей три года назад приехал в Турцию из Идлиба. Мальчик хорошо говорит по-турецки, который уже успел выучить. В семье Халида 13 человек, все они сейчас живут здесь, в контейнерном лагере на 5 тыс. человек в городке Низип к юго-востоку от Газиантепа. Рядом еще один палаточный лагерь на 10 тыс. человек.

Слово "беженцы" здесь употреблять не принято: лучше говорить "сирийские гости". У 90% "гостей" при себе нет ни паспортов, ни удостоверений личности, поэтому, принимая их на своей территории, турецкие власти записывают имена с их слов.

Одноклассники Халида Айман и Абдель родом из Хомса, еще один их товарищ Мехмед — из Алеппо, они тоже прибыли в Турцию два-три года назад. Их учитель Мустафа Шакер хвалит их за прилежность. Разговор происходит в одном из учебных корпусов лагеря, куда мы попали, едва войдя на его территорию. Аудитории оборудованы как в обычной школе, есть не только начальные, но и долицейские классы — получить неполное среднее образование ребята могут не выходя за пределы лагеря.

В соседнем корпусе — детский сад. Малыши с визгом встречают гостей. Кто-то охотно позирует на камеру, складывая два пальца в виде буквы V, символизирующей победу,— жест, популярный в свое время у бойцов Свободной сирийской армии. В одном из помещений воспитательница почему-то одергивает малышей, и они тут же прячут руки в карманы. Частью воспитательного процесса в руководстве лагеря называют реабилитационные психологические тренинги для детей, ставших свидетелями боевых действий.

За учебными корпусами располагается хозблок, здесь — прачечная на пару десятков стиральных машин и сушек для белья, компьютерный класс, зал для просмотра телевизора. Последнее помещение обычно держат свободным на случай торжеств: дней рождений или свадеб. Есть тут и парикмахерская.

— Все услуги у нас бесплатные,— рассказывает ее директор Эмине Учер, перекрикивая работающий фен.— Женщины следят за красотой, спрос и на стрижку, и на покраску, и на завивку.

Медсестра Фатма Карайылан рассказывает, что каждый день на прием к врачу приходят десятки людей. А Синан Атакан из департамента по управлению кризисами и чрезвычайными ситуациями при турецком правительстве (AFAD) уточняет, что тяжело пострадавшие участники боевых действий в Сирии в лагерь не поступают — условий для оказания им помощи там нет, реабилитацию они проходят в госпиталях и поликлиниках страны. Важная часть работы Фатмы — принимать роды: за последние 20 месяцев в лагере на свет появился 221 новорожденный.

День нашего посещения лагеря оказался особенным --проходили выборы старосты, и беженцы с самого утра шли голосовать. Процедурой выборов руководит Эмине Оласджан. Она вкратце рассказывает о трех кандидатах, чьи имена можно прочесть на лежащих тут же самодельных бюллетенях.

— Желающих проголосовать много, людям нравится чувствовать причастность к политической жизни,— говорит она.

Директор лагеря Халиль Кендирджи демонстрирует макет контейнера — стандартного жилого помещения, которое выделяется на одну семью:

— Тут коридор, санузел, оборудованный водонагревателем, две раздельные комнаты. В таких условиях может жить даже многодетная семья.

В этом я убеждаюсь, заглядывая в гости к самим обитателям лагеря. Разуваюсь на пороге дома Фатимы Дахстане и по ее приглашению прохожу внутрь. В обеих комнатах слева и справа от входа нет окон. По периметру разложены матрасы и подушки, стоят несколько столов с домашней утварью. Фатима рассказывает, что регулярно смотрит сирийское телевидение и болеет за свою страну. На вопрос, чьей победы желает, она отвечает:

— Я хочу, чтобы в Сирии все стало так, как было раньше. Но это не значит, что я защищаю Асада.

На улице подхожу к группе мужчин средних лет, спрашиваю, участвовал ли кто из них в войне на стороне оппозиции. Один из них, Кевсер Кяхит, говорит, что два года назад воевал на стороне Свободной сирийской армии, потом получил ранение и вынужден был отправиться в Турцию, чтобы пройти реабилитацию. 18-летний Хабиб из Идлиба признается, что поддерживает "Исламское государство" и даже не против "когда-нибудь перейти на его сторону". Сидящий в инвалидном кресле Мустафа о своем сирийском боевом прошлом рассказывать отказывается.

Кроме арабов в лагере живут туркмены, черкесы и представители других народов, в свое время оказавшихся в эпицентре сирийского конфликта — их национальную символику видно на улицах городка. Один из представителей черкесской общины уверяет, что готов снова отправиться в Сирию, чтобы отстаивать идеи "Исламского государства".

На вопрос, есть ли в Газиантепе лагеря для подготовки умеренной сирийской оппозиции, представитель правительства Эртан Коска ответил отрицательно. По его словам, в Газиантепе "нет ни возможностей, ни предпосылок для их создания".

Безопасность в лагере беженцев обеспечивается с помощью камер наблюдения, порядок поддерживают сотрудники ЧОПов, безопасность за его пределами контролирует жандармерия — это обычная сфера ее компетенции за пределами городов по всей Турции. Прежде жандармы отвечали за порядок и в самом лагере, но, как рассказали мне в лагере, его обитатели отказались жить под контролем турецких правоохранителей и потребовали заменить их на частных охранников.

Синан Атакан из AFAD уверяет меня, что жители лагеря "не ограничены в свободе", могут выходить за его пределы, отправляться в город, оставаться там на ночь, а кто-то из жителей лагеря даже неофициально подрабатывает в Низипе или уезжает для этого в Газиантеп. По словам господина Атакана, принимаются меры, чтобы "гости" со временем могли официально устраиваться на работу — Газиантеп, крупнейший промышленный город на юге Турции, нуждается в рабочей силе.

Еду на заработанные деньги обитатели лагеря покупают в специальном магазине, открытом здесь же. Расплачиваться можно не только наличными, но и карточками, которые получает каждый обитатель лагеря — на них ежемесячно поступает 65 турецких лир (около $30), часть — за счет Всемирной продовольственной программы ООН, другая — за счет турецкого правительства.

Последнее обстоятельство не слишком радует власти страны. Турецкие руководители не раз сетовали, что содержание беженцев обходится бюджету слишком дорого, а европейцы не спешат оказывать Анкаре обещанную помощь на содержание жертв сирийской войны.