Чего ожидала от новогодних торжеств российская элита

После возникновения в Российской Империи моды на рождественские елки у элиты постепенно начали складываться новые традиции празднования Рождества и Нового года. Со временем взгляды менялись, и в 1914 году Священный синод даже предложил запретить елки как символ Рождества

Светлана Кузнецова

Со времени перенесения начала нового года на 1 января у многочисленного российского чиновного люда возникла непростая проблема: с чем поздравлять начальство — с Рождеством или Новым годом? Или с обоими праздниками поочередно? А если поблизости от двух этих дат оказывался день тезоименитства монарха или годовщина царствования? Как быть в этом случае?

До появления моды на рождественские елки образ праздничных действий был более или менее установлен и понятен. Начальствующих особ поздравляли с Рождеством в церкви после службы, если случалась такая возможность. А с официальными поздравлениями отправлялись в последние дни декабря. Причем, как правило, приезжавшие с изъявлениями уважения подчиненные не проходили дальше швейцарской, где вносили свои имена в особую книгу.

Правда, с конца XVIII века не состоящие на службе фрондирующие особы из крупных землевладельцев следовали моде, занесенной из революционной Франции. Они игнорировали рождественские службы в храмах и тем более не унижались до посещения швейцарских. А запросто являлись с поздравлениями в первые дни января.

Однако положение изменилось после вступления на престол Николая I. Празднование Рождества с елками и приглашенными во дворец многочисленными гостями превратило это событие из немецкого семейного торжества в русское официальное. Хотя ввиду близости царской семьи к русской аристократии можно было считать его семейным праздником правящей элиты. Жена барона А. В. Паткуля, близкого друга наследника престола великого князя Александра Николаевича (будущего Александра II), вспоминала о Рождестве 1853 года:

"В Рождественский сочельник Наследник с великими князьями Николаем и Михаилом Николаевичами делали какой-то смотр, на котором присутствовал Саша. Из манежа Саша прислал мне записку, которой предупреждал, что Их Высочества заедут к нам после смотра, и просил приготовить чай, кофе и что-нибудь закусить.

Что можно приготовить в полчаса? Чем богата, тем и рада! Вспомнив, что Наследник любит жареный картофель с луком, велела приделать к этому битки, заварила кофе и чай и стала ждать дорогих гостей, которые не замедлили приехать. Я была в восторге, что скромный наш завтрак пришелся им по вкусу, в особенности понравился Их Высочествам домашний белый хлеб, только что вынутый из печки. Их Высочества уверяли, что никогда такого вкусного хлеба не ели, и, проголодавшись в манеже, к нашему удовольствию, сделали честь всему, что было подано на стол.

Вечером на елке, куда мы с Сашей были приглашены, Их Величества по очереди подошли ко мне с вопросом, какими булками мы угостили Великих Князей, которые за обедом ничего почти не ели, а все вспоминали вкусный хлеб Паткуля.

На ночь мы вернулись домой в карете, нагруженные царскими подарками для нас и детей".

При этом Новый год не терял своего значения как государственный праздник. С петровских времен в этот день происходил царский выход в собор в присутствии высшей знати, во время которого объявлялось о пожаловании титулов, чинов и высоких государственных постов. После обедни происходили прием дипломатического корпуса и целование дамами руки императрицы. События эти считались едва ли не важнейшим в светской жизни России. И баронесса Паткуль писала о том, как переживала во время своего первого участия в царском выходе:

"К выходу 1-го января мне сшили русское придворное платье. С непривычки мне так показалось страшно подойти церемонно для baise main (целования руки.— "История") к Императрице, сделать общий поклон высочайшим особам, что, подойдя к выходной двери, я невольно перекрестилась и чуть не столкнулась с герцогом Лейхтенбергским, который с улыбкой спросил меня, почему я осенилась крестом. Скрывать было нечего, признание было чистосердечное".

Но и это сугубо официальное событие сопровождалось праздником для дворян, которым положение не позволяло участвовать в выходе.

"В тот же день вечером,— вспоминала баронесса Паткуль,— был так называемый маскарад, на который допускались не только служащие, не имеющие приезда ко двору, но всякий мало-мальски прилично одетый. Одним словом, общество было самое смешанное, самое разнообразное. Все залы были переполнены народом, оставляя только свободный проход, по которому парами проходили "польский". Приглашенные дамы были в русских платьях, а военные — в коротеньком черном домино в виде пелерины, надетой на левое плечо. Только один раз я поехала на этот маскарад, чтоб иметь понятие о нем".

В дополнение к этому на протяжении всего сочельника продолжались балы и большие и малые вечера с участием членов царской семьи. Так что царский выход оставался официальным, но приятным дополнением к продолжительному веселью.

Но уже в царствование Александра II праздничные традиции эпохи его отца стали понемногу уходить в прошлое. Скорее всего, основной причиной постепенного отдаления царской семьи от аристократического общества была боязнь очередных покушений на императора. А после его убийства революционными террористами, при Александре III, перестали соблюдаться незыблемые, казалось бы, ритуалы. В. М. Ламздорф, служивший в 1892 году директором канцелярии Министерства иностранных дел, 1 января записал в дневнике:

"В 11 часов я отправляюсь к министру. Взаимные поздравления и добрые пожелания. У г. Гирса упадок духа, и он видит все в черном цвете. При дворе выход не состоится; государь сказал ему вчера, что не намерен делать обычных визитов членам императорской семьи, за исключением старой великой княгини Екатерины. Его величество прибавляет в шутку, что он наложит на себя штраф в 50 рублей в пользу голодающих за каждый визит, которого ему удастся избежать".

При Николае II, который отдалился от элиты в еще большей степени, Рождество окончательно превратилось в чисто семейный праздник. В дневнике императора в первое Рождество его царствования отмечалось:

"24-го декабря. Суббота.

Простились с милым Царским на этот год и в 10 ч. уехали в Петербург. В 11 1/2 пошли в Аничкове к вечерне, после которой завтракали с Мама и т. Аликс. В 2 ч. принимал Уральскую депутацию, привезшую икру. Разобравшись с вещами и подарками на Елку, пошел с Аликс в сад. Пили чай наверху и в 6 ч. пошли ко всенощной. После нее была Елка в голубиной гост. по примеру давно минувших лет! И радостно и грустно — какая перемена с прошлого года: дорогого Папа нет, Ксения замужем, я женат. Милая Мама нас всех по-прежнему осыпала подарками! В 8 ч. обедали. Когда мы с Аликс сошли вниз, мы устроили друг другу свою Елку!

25-го декабря. Воскресенье.

После кофе еще рассматривали свои подарки под елкой. В 11 час. была обедня с молебном об изгнании Галлов и двенадесяти язык. Завтракали с т. Михень, д. Владимиром, д. Алексеем и Митей (деж.) и их детьми. В 2 1/2 Аликс и я отправились в манеж, где была Елка для конвоя, сводного батальона и городовых, точно так же как это происходило в Гатчине! Аликс хорошо справлялась со своей обязанностью! Гуляли с Мама в саду. Пили чай вдвоем. Обедали в 8 ч. у Папа в кабинете и недолго вечером оставались наверху".

В начале правления Николая II царские выходы 1 января происходили регулярно. Но те, кто бывал на них, отмечали, что император участвовал в них не слишком охотно. Член Государственного совета А. А. Половцов 1 января 1903 года так описал в дневнике свои впечатления:

"Выход в Зимнем дворце. У императора вид усталый-измученный, быть может, отчасти вследствие боли, причиненной нарывом в ухе; взгляд его совсем не прежний, чувствуется жестокость и подозрительность, коих прежде не было. Императрица вдовствующая, или, как ее в последнее время стали прозывать, "злобствующая", сняла траур и заменила серые, фиолетовые одеяния категорически голубым платьем. Молодая императрица шествует с германским наследным принцем в красном бархатном платье с весьма грубой и неизящной вышивкой. Никаких сенсационных новостей, милостей не слыхать".

А вскоре мероприятия 1 января превратились в ничего не значащую формальность и для царской семьи, и для тех, кого положение обязывало присутствовать при выходе.

В дневнике Николая II в 1907 году говорилось:

"1-го января. Понедельник.

День простоял солнечный — отличное предзнаменование для наступающего года. До 11 час. поехали во дворец. Стояли в церкви внизу. После обедни были поздравления и затем общий завтрак в галерее. Вернулись домой в 2 часа. Читал, отвечал на телеграммы и гулял при 15° мороза".

А помощник военного министра генерал А. А. Поливанов о том же ничем не примечательном событии записал:

"1 января. В Царском Селе был выход в собор. Я простоял обедню. Потом обратный выход и прием поздравлений. Государь и обе императрицы стояли в Серебряном зале. За завтраком я сидел за круглым столом с министрами. Поздравление я также приносил с министрами..."

К началу Первой мировой войны торжественных новогодних выходов не стало. В этот день министры, первые чины и свита — лишь небольшая часть элиты — приезжали во дворец, чтобы поздравить императора. А в конце 1914 года началась ликвидация ставших уже родными и привычными рождественских традиций.

"Говорят,— писала императрица Александра Федоровна Николаю II 14 декабря 1914 года,— синод издал указ, что не должно быть рождественских елок. Я хочу выяснить, правда ли это, и тогда подниму скандал. Это не их дело и не касается церкви. Зачем отнимать удовольствие у раненых и детей на том основании, что елка первоначально была перенята из Германии. Эта узость взглядов прямо чудовищна".