Говорит директор Музея современного искусства в Антверпене, куратор Московской биеннале современного искусства 2015 года Барт де Баре

Куратором Московской биеннале современного искусства 2015 года назначен директор Музея современного искусства в Антверпене Барт де Баре. Корреспондент "Власти" Валентин Дьяконов поговорил с ним о профессии куратора и будущей биеннале, ее тема — "За прогрессивную Евразию".

Вы много работали за пределами Европы — консультировали биеннале современного искусства в южноафриканском Йоханнесбурге, Институты Сороса в Восточной Европе. Это полезный опыт для куратора, который берется за Московскую биеннале?

Мне часто задают вопросы о том, на чем основан мой опыт. Когда я начинал работать в искусстве, профессии "куратор" еще не существовало. Этот термин стал популярен только в 1990-е. Тогда кураторами назывались примерно 20 человек, так что моя практика, можно сказать, сформировала суть этого занятия. Ко мне до сих пор регулярно приезжают целые курсы из первых кураторских школ в Амстердаме и Гренобле и расспрашивают о том, откуда взялась эта удивительная профессия. И каждый раз я пытаюсь убедить их в том, что главное в работе куратора — не быть начальником художников, а укреплять позиции искусства в обществе. Я верю в то, что искусство занимает очень важное место в обществе. И я всегда старался служить искусству. Мне кажется необходимым искать такие пространства, в которых положение искусства следует улучшить, и поэтому я, например, работал с биеннале Йоханнесбурга. В таких проектах мне наплевать на мою карьеру, я думаю об обществе в целом и способах ему помочь. Но это известная часть моей биографии, есть и другая. Например, я был советником по вопросам культурного наследия в Бельгии и разрабатывал соответствующее законодательство. Современное искусство все-таки сфера ограниченная, одна из многих других.

Раз вы были одним из первых профессиональных кураторов, то, может быть, объясните, в чем суть и где границы этой профессии. В России об этом часто спорят.

Нет, я чувствую себя слугой искусства и общества. А профессия куратора, как она понимается сегодня, сделала эту миссию ограниченной. Для меня вопросы создания коллекций и управления культурными институциями важнее, чем умные концепции. Кураторство должно быть уважительным и к отдельному художнику, и к искусству в целом. Так что всем, кто сомневается в границах понятия "куратор", я скажу: продолжайте сомневаться, может быть, наткнетесь на что-то более интересное, чем то, что мы имеем сегодня.

И все-таки у каждого куратора, который брался за Московскую биеннале, были свои любимые темы и области исследований. У вас они, наверное, тоже есть?

Меня больше всего увлекают явления, которые интересны не только в международном, но и в локальном контексте. И когда я работаю в других странах, я всегда пытаюсь понять, какими возможностями располагает местная ситуация и чем эти возможности могут быть полезны для решения более широкого круга вопросов. Мне очень нравится работать на родине, а не за ее пределами, потому что я хорошо понимаю то, что происходит в Бельгии. Биеннале в Москве для меня — шанс узнать что-то новое и понять локальный контекст.

Вы не раз бывали в России. Удалось ли вам сформулировать для себя, что здесь происходит?

Я хорошо понимаю, почему согласился делать биеннале в Москве. Я хочу работать у вас не потому, что ситуация такая сложная, хотя игнорировать этого нельзя: и с точки зрения глобальной политики, и просто технически есть множество организационных проблем. Я хочу работать у вас потому, что чувствую: Москва — это чрезвычайно важное место. Это одна из величайших европейских столиц наряду с Лондоном, Римом, Стамбулом. Москва наверняка станет очень модной в будущем. В ней много возможностей для развития современного искусства и, что еще важнее, невероятное количество по-настоящему интересных художников. Такого нет нигде в мире. Мне это напоминает Бразилию 25 лет назад. Когда я туда ездил, европейцы говорили: "Да ну, разве в Бразилии есть искусство?" Теперь музеям Запада не хватает денег на бразильских художников. То же самое чувствуется и в Москве, в России. Я ищу не проблемы, а потенциал, и он здесь огромен. Мне вообще хочется, чтобы Западная Европа поучилась у Москвы. Это место встречи разных культур и традиций, но устроено оно иначе, чем Нью-Йорк или Лондон. Это я и попытаюсь выразить в понятии "прогрессивная Евразия".

Вы знаете, наверное, что о Евразии у нас говорят в основном мыслители правого толка, ищущие особый путь России.

Я, конечно, опираюсь на другое мнение. В 1968 году в Антверпене Йозеф Бойс устроил знаменитую акцию "Евразийский стержень", в которой он развивал идеи единства двух континентов. Будущий участник Московской биеннале Джимми Дюрэм, индеец по происхождению, давно развивает идею Евразии — Европа должна понять, что она всего лишь полуостров, кусок громадной реальности. Музей современного искусства в Антверпене, который я возглавляю, видит себя евразийским музеем именно потому, что нынешняя Европа уже не открыта миру в целом, она боится его. Горизонт этого страха — Китай, Индия, Сирия. Возможно, опыт Москвы поможет нам понять, как чувствовать себя частью острова, гигантского континента, а не существовать отдельно от него. Я стараюсь учитывать разные традиции восприятия Евразии, но в любом случае Евразия — самый большой остров в мире. И Москва может стать местом встречи для разных жителей этого острова, от художников Китая и Средней Азии до собственно русских. Возможно, возникнет платформа для обсуждения нашего общего будущего и перспектив пространства, на котором мы расположены. Надеюсь, что нам удастся совместить разные идентичности в одном месте, а не спекулировать на различиях.

Получается, вы собираетесь скрещивать разные традиции и самосознание в тот самый момент, когда у нас разворачивается трагический конфликт между россиянами и украинцами, которые не могут сказать друг про друга, что они такие уж разные, но пытаются — с помощью государственной пропаганды.

Такое случается сплошь и рядом. Смертельными врагами могут стать соседи, поспорившие из-за дерева на границе их участков. Это очень печально. Но я не смогу разрешить этот конфликт. И искусству здесь тоже делать нечего. Пространство искусства — это пространство, близкое религии. Если брать христианскую традицию, то ее ценности в сочувствии нищим, отрицании вседозволенности и любви к ближнему. Искусство, конечно, действует иначе, но и в нем главное — открытость разным точкам зрения, необходимая для того, чтобы уверенно смотреть в будущее. И через культурный диалог, отдельный от экономики и политики, мы пытаемся улучшить мир. Даже в самых тяжелых обстоятельствах нужно верить в то, что искусство может стать пространством согласия. И Московская биеннале имеет шанс им стать. Конечно, я не утверждаю, что все получится, но попробовать стоит. Кстати, я считаю, что поддержка государства очень важна для биеннале. Сам ее факт свидетельствует о том, что государство не только инструмент власти, но и стратег, задумывающийся о будущем. Например, недавно президент Китая Си Цзиньпин предложил восстановить Великий шелковый путь. Это еще один шаг на пути к осмыслению Евразии как острова.

Для вас искусство ближе религии.

Именно так! Власть и карьера меня не интересуют. Мне не раз предлагали делать биеннале в обстоятельствах, гораздо менее сложных, чем нынешние, я всегда отказывался. Мое решение курировать Московскую биеннале скорее может навредить моей карьере, чем помочь. Все будут спрашивать: "Почему ты согласился в такой ситуации?" Но и деньги меня не интересуют — свой гонорар я отдам музею.

Сегодня многие художники и мыслители пытаются сдвинуть искусство в сторону актуальной экономики и политики. На Венецианской биеннале 2015 года, к примеру, планируются семинары по "Капиталу" Маркса.

Искусство может быть и таким. Но его смысл, его послание заключается в том, что его может разделять каждый. Критика тех или иных правительств ценна как активистская деятельность, но политическое искусство, занимающееся исключительно вопросами власти, как и государственная пропаганда, может возыметь только политический эффект — и никакого другого. В чем заключается суть общественного устройства? Я верю, что главные вопросы задает культура: как нам удается сосуществовать, быть открытыми друг другу, любить ближнего? Звучит, может, и глупо, но мне так кажется.

Вы готовы к бойкотам и политическим выступлениям против вас и биеннале?

Я уважаю право на бойкот. Это неотъемлемое право каждого человека. Да, политические обстоятельства ужасны. Значит ли это, что мы должны перестать мыслить в эстетических категориях? Хорошо, мы отказываемся заниматься искусством. Следовательно, остается только пространство конфликта, в котором мы можем занять ту или иную сторону. Я работаю в стране со слабой экономикой, с людьми, которые подумывают об эмиграции. Многие западные художники не видят Москву в том свете, в котором ее вижу я, и считают, что их зовут в варварскую страну. Но важно не обращать внимания на стереотипы и делать свое дело. Иначе мы потеряем автономию. А я верю в то, что искусство автономно. Не формально или политически, а в том смысле, что у каждого художника, каждой работы есть собственная точка зрения, которую может разделить зритель.