Кандида Хофер в Дюссельдорфе

Выставка фотография

В Дюссельдорфе показывают выставку едва ли не самой знаменитой фотографессы наших дней Кандиды Хофер. Холодному обаянию ее минимализма, который все никак не доедет до России, с удовольствием подчинился специально для "Ъ" АЛЕКСЕЙ МОКРОУСОВ.

Если по-хорошему, то Кандиду Хофер надо звать Хефер — именно так она читается по-немецки и так ее имя пишут по-русски на официальных немецкоязычных сайтах. Но немцы, известное дело, нам не указ, и раз уж Хайне стал у нас Гейне, то и Хофер не должна быть в обиде. Тем более что ее в России ценят — правда, весьма специфическим образом. Альбомы найти легко, а вот живьем почти не выставляют, хотя ведь классик, каких мало.

В свои 70 лет Хофер достигла всего, о чем может мечтать профессионал,— и Германию на Венецианской биеннале представляла, и в Лувре ее выставляли, и на кассельской Документе показывали. Ее считают мэтром так называемой Дюссельдорфской школы, хотя училась она поначалу в Кельне, а в Дюссельдорфе поступила к Бернду Бехеру. Вместе с женой Хиллой тот прославился индустриальными фотосериями: их водонапорные башни, газометры и заводские цеха перепахали многих будущих классиков фотографии. В одной компании с Хофер оказались Томас Штрут, Аксель Шютте и самый дорогой фотограф наших дней Андреас Гурски.

Вслед за учителем Хофер тоже предпочитает снимать не людей (ими она увлекалась лишь в начале своей карьеры), но пространства. Ее нынешняя выставка в дюссельдорфском Кунстпаласте собрала около сотни работ, выполненных за последние сорок лет. Все они сделаны в самом Дюссельдорфе. Так понятие школы материализовалось трижды: ученица показывает городу, чье имя она себе присвоила, его портрет.

Кому-то портрет может показаться холодным. Пустые пространства скорее пугают, чем располагают к себе, хотя безлюдье позволяет оценить красоту и художественной академии, и барочного замка Бенрат — не размером, так обаянием сравнимого с потсдамским Сан-Суси, и самого Кунстпаласта. Фотография его тоже вошла в экспозицию, провоцируя зрителя на мысленный эксперимент.

Конечно, музей без публики — нонсенс, кладбище культуры в чистом виде. Да и академия без студентов — словно замок без туристов, весь в прошлом (заброшенный памятник) или в будущем (готовый архив). Но именно пустота позволяет сфокусироваться не на человеческих фигурах, выражениях лиц и случайных позах, но на геометрии самого помещения, его пропорциях и не всегда очевидных связях между отдельными частями. Обезлюдив пространство, Хофер словно его раздевает, что позволяет понять строение скелета, а тем самым и сущность. Кажущийся холодным взгляд оказывается в итоге полным тоски по отсутствующему человеку. Его возвращение наполнит пространство смыслом, но этот шаг автор не может совершить сам. Он передоверяет его зрителю.